Лукреция с Воробьевых гор

И будь у нас деньги, жили бы мы как два ангела в раю, не заботясь о завтрашнем дне, поскольку именно эта забота отравляла наше существование. У нас были общие интересы и устремления, и будь мы людьми обеспеченными, мы бы ходили себе по музеям и выставкам, набирались впечатлений, чтобы вечером было что обсудить, обнявшись у камина, которым мы бы обязательно обзавелись, если бы были деньги… Путешествовали, ездили бы на курорты, поправляли свое здоровье и так далее.

Но, рисуя себе эту идиллическую картину, я, как глупый Буратино, проткнувший своим длинным деревянным носом нарисованный на куске холста очаг, снова и снова соскальзывала с ее безупречной красивой глади в беспощадную реальность.

Она состояла в том, что человек, как бы хорошо он ни был обеспечен, должен работать, и это главное в жизни, это горючее, на котором можно ехать в будущее.

Красивая переводная картинка расползалась под моим взглядом, и сквозь нее проступала другая, некогда с ума меня сводившая, — образ человека, дрейфующего на диване по житейскому морю, в котором мы все барахтаемся. Человека, сплетающего хитрую сеть из ничтожных занятий и неубедительных предлогов, чтобы защитить свое право не заниматься никаким конкретным трудом… А предлог — не главная часть речи. Словом, вспомнив все это, я успокаивалась и говорила себе: все правильно.

Между тем я сама теперь вела образ жизни, похожий на тот, которого изо всех сил придерживался Игорь, и единственным моим оправданием был непреложный факт, что я стараюсь создать Толе уютную домашнюю атмосферу, чтобы он мог расслабиться после своих — не знаю, в какой степени праведных, — трудов.

Часа три обычно я проводила на кухне. Каролина сообщила мне, что наши мужья обожают домашнюю готовку, в частности щи и борщи. Дело в том, что эти блюда требуют длительного приготовления и создают ощущение дома. На второе желательно пельмени или еще что-то такое, с чем надо долго и нудно возиться. Это — традиция.

С понятием «традиция» я сталкивалась довольно часто.

Главная традиция была связана с рождением у наших ребенка, особенно сына. Дочки тоже не возбранялись, но им в основном отводилась роль сестры наследника и будущего соратника отца. Своих детей эти люди любили больше, чем жен, родителей и любовниц, вместе взятых. Когда у кого-то из них рождался сын, они приезжали к роддому всей своей компанией, располагались под окнами и торжественно отмечали событие.

Потом так же торжественно проходили крестины, на которые уже являлись мы, жены. Матери малыша дарили дорогие подарки, младенцу вешали над кроваткой золотой крест и открывали валютный счет в банке, чтобы он получил деньги в день совершеннолетия и ни в чем не нуждался, если с его отцом что-то, не дай бог, случится.

Познакомившись поближе с нашими женами, я поняла, отчего Каролина, женщина умная и тонкая, тогда так обрадовалась, увидев у меня томики Ильина. Среди этих жен она, как и я, оказалась белой вороной.

Каролина из-за «врожденной лени», как она сама мне объявила, с грехом пополам окончила школу, потом не смогла поступить ни в один гуманитарный вуз и еле-еле вышла замуж (об этом отдельная история), несмотря на свою красоту. Но она с детских лет много читала, ее мать была преподавательницей музыки, и теперь у Каролины в доме стоял рояль, на котором она играла Антону первую часть «Лунной сонаты», чем тот очень гордился. Остальные жены — красивые, ухоженные юные леди — оказались натуральными эллочками-людоедками со скудным и несколько странным словарным запасом. А первое время Каролина была вынуждена выступать передо мною в роли переводчицы.

Я узнала, что «индусская гробница» означает коммерческий ларек, а «экономический домик» — банк. «Коробка, коробочка» — это автобус, которым пользуются простые смертные, тогда как «нитки» — преуспевающие молодые люди высокого роста — ездят «на колесах». «Погибнете, как черви на капусте — пропадете вы без меня» — эта фраза, не нуждающаяся в переводе, звучала особенно часто. «Ребятам дали салом по сусалам» — это означает, что наши снова приняли участие в какой-то разборке. «Палочка здоровья» — сигарета. От моих новых приятельниц я узнала, что моего мужа, оказывается, называют Клеш. Мне, правда, никто не мог объяснить, как возникло это странное прозвище, и я обратилась за разъяснениями к самому Толяну.

— Да я приехал в столицу в брюках-клеш, — объяснил он, — тогда их уже никто, кроме меня, не носил.

Наши дамы никогда не прельщались вещами с рынка. В одежде они ценили прежде всего простоту линий, изящество форм и дороговизну. Строгие деловые костюмы темных тонов, скромные золотые украшения, маленькие элегантные сумочки и много-много дорогого парфюма.

Слава богу, я встречалась с этими замечательными созданиями исключительно на светских раутах по поводу крестин, пропустить которые было невозможно; они поочередно рожали детей, с которыми, как правило, потом сидели их матери.

Ася, которой я все это рассказывала, рассчитывала, что и ей, как моей подруге, уготована торжественная встреча у роддома, но она здорово просчиталась.