Лукреция

Но, госпожа, осмелюсь ли узнать, Что нынче вас терзает и тревожит?" "Молчи! - в ответ Лукреция. - Сказать Все можно, только это не поможет, Не выразить тоски, что сердце гложет... Одно названье этой пытке - ад! Где слов уж нет, там попросту молчат!

Поди достань перо, чернил, бумагу... Ах нет, не надо... Все нашла я вдруг... Что я сказать хотела? Я не лягу... Письмо супругу я пошлю, мой друг! Скажи скорей кому-нибудь из слуг: Пусть будет в путь готов без промедленья, Сейчас терять не должно ни мгновенья!"

Ушла служанка. Госпожа берет Перо, но в воздухе оно застыло... Меж разумом и горем бой идет, Ум полон дум, но воля все убила, Все чувства вмиг сковала злая сила. Подобно шумным толпам у дверей, Теснятся мысли в голове у ней.

Но вот начало: "Мой супруг достойный! Шлет недостойная жена привет! Здоровым будь! Но дома неспокойно, И, чтоб успеть спасти меня от бед, Спеши сюда немедленно, мой свет! Письмо из дома с грустью посылаю, О страшном горе кратко извещаю!"

Сложив письмо, она берет печать Замкнуть печали смутные картины... Теперь о горе сможет муж узнать, Но как узнает он его причины? Она боится, все-таки мужчины Вдруг он иначе как-то все поймет... Нет, кровью смыть позор - один исход!

Все, что у ней на сердце накипело, Супругу все поведает она... Не только здесь в слезах и вздохах дело, Нет, подозренья смыть она должна И доказать, что не на ней вина. Тут не к чему пестрить письмо словами, Тут можно оправдаться лишь делами!

Страшней вид горя, чем о нем рассказ! Как часто слуху мы не доверяли! Сильней, чем ухо, нас волнует глаз, Хоть оба о беде повествовали. Услышать можно только часть печали: Так мель всегда шумней, чем глубина, И в вихре слов скорбь схлынет, как волна.

Сургуч, печать, и надпись вот такая: "В Ардею, мужу. Спешно передать!" Она письмо вручает, умоляя Посланца ни мгновенья не терять, Лететь стрелой и птиц перегонять... Любая скорость медленной ей мнится, Ведь крайность вечно к крайностям стремится!

Слуга отвесил госпоже поклон, В глаза ей пристально взглянул, краснея... Затем посланье взял и вышел он Безмолвно, ни о чем спросить не смея. Виновный ловит взор любой, бледнея: Ей кажется, затем он покраснел, Что все о ней уже узнать успел.

Куда ему! Ей-богу, не хватало Посланцу ни дерзанья, ни ума; Он дело делал, а болтал он мало Не то что те, в ком самохвальства - тьма, А в деле-то медлительны весьма! Он образцом был времени былого: Долг выполнял свой честно и - ни слова!

В ней подозренье это и зажгло. Двумя пожарами горят их лица... Узнал ли он, что с ней произошло, Все время разгадать она стремится. А он смущен - ну как тут не смутиться? Чем ярче он румянцем распален, Тем ей ясней - во все он посвящен!

Ей кажется - остановилось время, Хоть минуло лишь несколько минут... Ей времени невыносимо бремя. Вздыхать и плакать - пользы мало тут; Стенанья, слезы - самый тяжкий труд. Хоть бы забыть о жалобах и плаче! Грустить теперь ей хочется иначе.

Вдруг вспомнила... картина на стене Прекрасное изображенье Трои, И рати греков - в яростной войне За стыд Елены мстящие герои. Вознесся к тучам Илион главою... Здесь создал мастер просто чудеса: Склонились нежно к башням небеса.

Назло природе, миру горькой прозы Искусством жизнь застывшая дана: Засохшей краски капли - это слезы, Их об убитом муже льет жена... Дымится крови алая волна И умирающих мерцают очи, Как угли, меркнущие в мрачной ночи.

Вот воин - роет он подкоп сейчас, Покрыт он пылью, поте него струится... А с башен Трои смотрят сотни глаз На греков через узкие бойницы. Совсем не веселы троянцев лица: Так тонко это мастер воплотил, Что каждый взор как будто грусть таил.

Величественность и благоволенье Открыто в облике вождей царят, А в юношах - стремительность и рвенье... А вот и бледных трусов целый ряд Смятением любой из них объят, Они в постыдном ужасе и дрожи С крестьянами запуганными схожи.

А вот Аякс и Одиссей вдвоем... Как вдохновенна здесь искусства сила! По облику мы сущность познаем Так мастерски их кисть изобразила. Лицо Аякса гневным, грозным было, А вкрадчивый и хитрый Одиссей Почти пленял улыбкою своей.

А дальше - старец Нестор перед вами. Он греков воодушевлял на бой. В размахе рук рождал он пыл речами И как бы властвовал над всей толпой. Своей серебряною бородой Потряхивал он, словно в назиданье, И к небесам неслось его дыханье.

Вокруг него - разнообразье лиц... Внимая Нестору, они застыли, Как будто пением волшебных птиц Их жадный слух сирены покорили. Одни внизу - другие выше были... То тут, то там мелькала голова, В такой толпе заметная едва.

Один застыл над головой другого, А тот его почти что заслонил, Тот сжат толпой, от злобы весь багровый, А тот бранится, выбившись из сил, Во всех бушуют ярость, гнев и пыл... Но Нестор их заворожил речами, И некогда им действовать мечами.

Воображенье властно здесь царит: Обманчив облик, но в нем блеск и сила. Ахилла нет, он где-то сзади скрыт, Но здесь копье героя заменило. Пред взором мысленным все ясно было В руке, ноге иль голове порой Угадывался целиком герой.