Лукреция

Ты, Время, - злым и добрым откровенье! О, как должна злодея я проклясть? Пусть леденеет пред своею тенью, Пусть от своей руки мечтает пасть, Ей кровь презренную отдав во власть... О, кто на роль столь мерзкую польстится Стать палачом мерзавца согласится?

А то, что он из рода королей, Усугубляет замысел кровавый! Чем выше смертный, тем шумят сильней Вокруг него и ненависть и слава... Да, высших высший ждет позор по праву! Лишь тучей затмевается луна, А россыпь звезд всегда едва видна.

Ворона грязью перемажет крылья Никто и не заметит все равно, А лебедь, несмотря на все усилья, Отмыть не сможет с белизны пятно... Светло жить королям, рабам - темно! Комар летит - его и не найдете, Но всем очам открыт орел в полете!

Прочь, праздные слова, рабы шутов! Бесплодные и немощные звуки! Лишь в школах место для бесцельных слов, Иль в дебрях схоластической науки, Или в суде, где ждет проситель в муке... А мне не нужно доводов в суде Законы не помогут мне в беде!

Напрасно Время я кляну и Случай, Тарквиния и сумрачную Ночь, Напрасно, свой позор оплакав жгучий, Я отогнать его мечтаю прочь... Нет, плесень слов не может тут помочь! Мне лишь одно спасенье остается Пусть кровь моя нечистая прольется!

Таков мой рок. Зачем дрожишь, рука? Ведь это честь - избавить от позора! Умру - со славой ты войдешь в века, Останусь жить - ты стыд познаешь скоро, Ты не могла спасти меня от вора, Страшилась схватки с яростным врагом... Убей меня - и мы умрем вдвоем!"

Она встает с растерзанной постели, Найти орудье смерти надо ей... Но это же не бойня, в самом деле, Не сыщешь тут кинжалов и ножей... В ее устах дыханье все слабей Так тает в небе дым из жерла Этны. Так дым обстрела меркнет неприметно.

"Живу напрасно, - говорит она, Но средства кончить жизнь не нахожу я... Смерть от меча его была страшна, Теперь для той же цели нож ищу я! Но мужу верность я храню былую И ныне... Нет, теперь уж я ве таТарквинием вся святость отнята!

Исчезло то, чем жизнь была желанна... К чему теперь страшиться смерти мне? На смятой тоге - славы знак туманный... Сотру ли смертью память о пятне? Позор живет, а жизнь - в могильном сне! Раз нет сокровища, то пользы мало Разбить шкатулку, где оно лежало.

Да, милый Коллатин, тебе не след Изведать горечь веры оскверненной, Твоей любви не омрачу я свет Бесчестной клятвой, ложью заклейменной. Нет, не родится отпрыск обреченный! Не дам злодею хвастаться потом, Что ты его отродью стал отцом.

Не дам злодею втайне ухмыляться, В кругу друзей смеяться над тобой... До твоего добра он смог добраться Не золотом, а хваткой воровской. Сама я властна над своей судьбой! Не в силах жить под гнетом оскорбленья, Я смертью смою это оскверненье!

Бесчестьем я тебя не отравлю, Не скрою зло сплетеньем оправданий, Я краской черный грех не побелю, Чтоб спрятать правду страшных испытаний. Все выскажу, открыв врата страданий, И хлынет, как поток в долину с гор, Чистейший ключ, смывая мой позор".

А в это время смолкла Филомела, Утих прелестный, жалобный напев, И ночь торжественная улетела В зловещий ад. Восток, порозовев, Льет ясный свет в глаза юнцов и дев... Лукреции отнюдь не до веселья, Ей хочется замкнуться в Ночи келье.

Сквозь щели стен лучи за ней следят, Как ореол над героиней в драме. Она в слезах твердит: "О зоркий взгляд! Зачем в мое окно ты мечешь пламя? Лишь очи спящих щекочи лучами... Пусть не клеймит мне лба твой жгучий свет, У дня от века с ночью дружбы нет".

Все омерзенье ей кругом внушает... Грусть, как ребенок, в буйности шальной То расхохочется, то зарыдает. Мир старых горестей уже ручной, А вот у новых пыл совсем иной, Но так пловец неопытный, в волненье, Усталый, тонет лишь от неуменья.

Так, погрузившись в бедствий океан, Она вступает в спор с любым предметом... Все, все застлал ее тоски туман, Она лишь горе видит в мире этом, Тьму горестей, не тронутую светом... Порой печаль нема - ни слова нет, Порой сойдет с ума, впадая в бред!

Встречают утро ликованьем птицы, Но радость их у ней рождает стон. Тоску веселье облегчить стремится, Но лишь острее грустный им пронзен, Себе в друзья лишь грустных ищет он! Тогда казались легче нам печали, Когда участье скорбных мы встречали.

Двойная смерть - у берега тонуть! Пред грудой яств - лютей в сто раз голодный, Взгляни на мазь - сильней заноет грудь, Грусть может стать от ласки безысходной... Печаль течет рекою полноводной, Но стоит путь плотиной перекрыть, И ярость волн уж не остановить!

"Насмешницы! - твердит она, - в пернатой Груди похороните песен лад, Пусть смолкнет хор ваш, немотой объятый, Печаль не терпит никаких преград, В тоске гостям веселым ты не рад... Прочь! Услаждайте слух беспечной девы, А слезы любят скорбные наклевы.

Слети ко мне и вспомни - уж давно Ты пела о насилье, Филомела! Земное лоно ночью слез полно... Пой так, чтоб грусть во мне не охладела, Чтоб слезы, вздохи длились без предела. Тарквиния проклясть - досталось мне, Ты проклинай Терея в тишине!