Луна и комедианты

Когда луна была уже на середине неба, понемногу все стали возвращаться на свои места. Появилось снова вино. Ведущий концерт потребовал, чтобы каждый, не утаивая своего таланта, исполнил какой-либо номер. Первой выступила Кёко Ямаути. Она станцевала «Времена года в Киото». Затем какая-то старушка из «обитательниц деревушки Нандзэндзи» спела народную песню под аккомпанемент самисэна. Когда это пение кончилось, стали вызывать господина Умэхара — того, который торговал оби. Со всех сторон раздавались голоса: «Маслодела! Маслодела!», «Луковицу! Луковицу!». Господин Умэхара сперва, как это водится, немного поломался, потом сказал: «Но в таком случае мне придётся снять штаны!» Он действительно снял с себя шаровары, подоткнул сзади подол кимоно и, приняв позу человека с коромыслом на плече, стал расхаживать, выкрикивая: «А вот масло! Кому масла? Масла кому?» С неподражаемым искусством настоящего комика он изображал уличного продавца масла. «Масло! Кому масла?» — кричит он, идя по улице. Вот он останавливается около какого-то дома и, оглянувшись вокруг, шмыгает в дверь. Затем он осторожно отодвигает перегородку одной из комнат, просовывает туда голову и сладким голосом спрашивает: «Мадам! Не угодно ли масла?» Получив, видимо, утвердительный ответ, маслодел быстро входит в дом. Он комически облизывает палец, будто бы перемазанный в масле, и затем проделывает весьма красноречивые движения телом. После этого он с невинным видом, будто ничего особенного не произошло, выходит на улицу и продолжает свой путь, снова выкрикивая: «А вот масло! Кому масла?»

Все громко смеялись и бурно аплодировали. Кое-кто уже заметно охмелел. Гул голосов всё нарастал, и вскоре стало шумно, как во время какого-нибудь уличного скандала. Раздались крики: «Гандэн! Гандэн!» — вызывали Тацудзо Муто. Гандэн — это пантомимы, исполняемые ежегодно с 20 апреля по 10 мая в киотоском храме «Мибудэра», принадлежащем буддийской секте «Рицу». Уступая настойчивым требованиям публики, Муто поднялся и сплясал «Танец бочара». Не успел он вернуться на место, как на сцене снова появился неутомимый Умэхара. Со всех сторон снова поднялись вопли: «Луковицу! Луковицу!» Распевая сатирические куплеты о незадачливом токугавском министре Исами Кондо,[12] галантерейщик кружился в танце. В куплетах говорилось, что, когда этот герой обнажал меч и поднимал свой грозный рык на главной улице столицы, во всех окрестных садах осыпались цветы. Кончалась песенка припевом:

Но луковица — тоже
Сплошная шелуха,
Но луковица — тоже
Сплошная шелуха.

Повторяя без конца этот припев, господин Умэхара всё быстрее кружился в пляске, и припев звучал уже как скороговорка:

Но луковица тоже сплошная шелуха,
Но луковица тоже сплошная шелуха.

После него на середину зала вышла мадам Тиэко Уэда. Словно что-то вспоминая, она на несколько секунд застыла в неподвижной позе и затем, вдруг раздвинув широко ноги, стремительно опустилась на пол и сделала «шпагат». Эта дама, весьма искушённая в европейском балете, оказывается, довольно часто во время такого рода увеселений поражала гостей подобными акробатическими трюками. Но не все присутствующие это знали, да никто и не подозревал, что такой номер можно проделать в кимоно. Поэтому большинство зрителей были не только удивлены, но и испуганы: не припадок ли это эпилепсии? Как раз в этот момент заявился старший сын Сэнгоро господин Сэнносукэ. Он рассыпался в извинениях за своё опоздание. Сэнносукэ хотел прийти сюда как можно раньше, но у него были дела в Тамба под Киото, и там он задержался. И в самом деле было похоже, что он заявился сюда прямо из поездки, что называется с корабля на бал. Одет он был по-европейски, в пиджачную пару.

Он стоял теперь рядом со своим папашей Сэнгоро и любезно со всеми раскланивался.