Луна и Солнце

Растерялся череп, заморгал, по сторонам засмотрел, глазницы выпучил и молвил:

– Отгадала так отгадала. Ну, девка, не дура! Можешь смело доставать ключ – он в глазнице правой. Достань, вставь, три раза направо и на себя – ворота и откроются, – выложил как на духу череп. Уже собиралась Катерина руку тянуть…

– Подожди! Только не согласен я с тобой: имя – и только живым. Ведь у меня тоже есть имя – Асмодий меня зовут, – а я… я далеко не живой.

Потянула она руку к Асмодию, коснулась его правой глазницы и достала ключ золотой – весь в камнях драгоценных и узорах. Восхитилась она работой мастера и подумала: хоть что-то глаз радует! Но радость была недолгой – ведь нужно было идти дальше. Сделала она всё, как сказал Асмодий, – ворота открылись; посмотрев вперёд, сквозь туман, увидела красавица избу. К избе вела кривая дорожка из красного камня. Только коснулась девица её ноженькой своей, как между камней начала сочиться болотная вода. Подняла она ногу – и камни, как прежде, стали сухими, чего нельзя было сказать о её кожаных башмачках. Из глубины леса подул холодный ветер. Катерина глядела по сторонам – вид был недобрый: где только можно росли высокие мухоморы, из болота торчали части скелетов, когда-то бывших людьми и зверями; дорожку то и дело переползали змеи, а у входа, под мухомором, сидела огромная жаба на цепи. Она крепко спала.

«Вот мерзкое создание! – приглядывалась к жабе Катерина. – Еще и храпит! – думала она и улыбалась.

Взглянула девица снова на красную дорожку, закрыла глаза, подняла подол и медленно начала ступать. Ледяная вода сводила пальцы ног; шагала, шагала она к избушке, а вода всё выше и выше становилась. Когда же вода болотная поднялась до колен, вдруг за воротами послышались голоса и шум замочной скважины. Катерина немедля побежала прятаться за мухомор. Ворота открылись, и показался силуэт старого неказистого человека в чёрной накидке, из-под которой торчал длиннющий нос. Посмотрел незнакомец в сторону спящей жабы и, качая головой, проворчал:

– Тьфу! Бесполезное земноводное! И зачем я тебя кормлю!? Ну, всё… Завожу себе змеюку острочешуйчатую огнедышащую. Дороговасто, да толк есть.

После долгих бурчаний себе под нос незнакомец зашёл на кривую дорожку – и не вода поднялась, а камни. Захромав по ним, подходил к избушке и вдруг, остановившись, начал принюхиваться. Увидав это всё, Катерина испугалась и ещё сильнее прижалась к мухомору. Гусиной кожей покрылась девица. Думала она: «Неужели это хозяйка избы, сама колдунья Ягишна пожаловала домой?» – и давай снова коситься из-за мухомора.

И вправду это была старуха в чёрных одеяниях. Подняла она руки и, обращаясь к избушке, начала молвить:

– Избушка, избушка, встань к лесу задом, ко мне передом! – старый, хриплый голос пронёсся эхом по лесу. Задрожала земля под ногами – слышала Катерина, как избушка, грохоча и скрипя, вертелась перед старухой. И снова стало тихо, только ветер гулял меж мухоморов, раскачивая их. Перестала прятаться красавица, настороженно вышла из тени, разгладила подол мокрый да встала пред избой. Удивительно, но в избушке не было ни окон, ни двери – только крыша из мха и хвороста. Подпирали её две пары куриных лап. Из трубы валил густой дым. За избушкой ничего не было видно, только тьма. Запомнила Катерина слова, что Ягишна говорила, подошла поближе и приказала избе:

– Избушка-избушка, встань к лесу задом, ко мне передом!

Камни под ногами начали ходить ходуном. Четыре куриных лапы по очереди поднимались из земли, поворачивая избу передом. Повернулась изба – и увидела Катерина дверь да лесенку. Дверь была невысокая, плотно прикрытая. Над ней висели веники из трав, несколько метёлок стояли возле двери, и всё это хорошо освещала сидевшая на краю крыши сторожевая сова – глаза огромные, перья, как иглы острые; взъерошилась она и начала что есть мочи кричать:

«Угу… угу… угу… угу».

– Прекрати! Тш-ш-ш-ш! Хватит! Ну пожалуйста, тише. Нас же услышат! – пыталась объяснить она вредной птице. Но та не останавливалась:

«Угу! Угу! Угу!» – всё громче старалась сова. За дверью послышались шаги. Сова захлопнула глаза и повернула свою черепушку; стало темно. Тяжёлая дверь открылась с первого раза – через порог шагнула костяная нога, за ней горб и длинный нос; старая жилистая рука прикрывала огонь свечи, которую держала колдунья. Из-за темноты было тяжело разглядеть лицо; в свете свечи были хорошо видны крючок носа, сверкавший глаз и редкие пряди седых волос. Уставилась колдунья на Катерину, хоть и вокруг была кромешная тьма, что и рук собственных не разглядишь, но Ягишна не моргая смотрела прямо в глаза напуганной Катерины и, шевеля носом, разнюхивала новую гостью.

– Фу-у-у… Вот что за вонь! – протянула она огрубевшим, мерзким голосом в сторону Катерины. – Подойди ближе… – предложила она, шевеля пальцем в свою сторону. Катерина сделала два шага вперёд и оказалась у лесенки.