Луна как жерло пушки. Роман и повести

Она хотела быстро поставить на столик чашку, но не успела — и чашка и ломоть хлеба выпали из рук, она закрыла ладонями лицо, стараясь заглушить подступающие слезы… Видно было, как у нее дрожат плечи. Приступ отчаяния длился недолго — вскоре она приняла руки с лица, тем же движением стирая с глаз слезы…

— Прости меня, Кику, — слабым, подавленным голосом проговорила она. — Я просто избалованная девица, привыкшая думать о себе и только о себе… Прибежала сюда, не имея на то никакого права. Даже подумать не хотела о том, что наравне со всеми ты тоже обязан подчиняться партийной дисциплине. Однако с того времени, как все отвернулись от меня…

— Кто тебе сказал об этом, Бабочка?.. Правда, однажды был разговор, — он покачал головой, — когда Илона рассердилась на тебя и отменила инструктаж, — он наклонил к ней опечаленное лицо, — но не нужно так расстраиваться и мучить себя… Даже если кто-то скажет… сделай так, чтоб Илона изменила мнение о тебе. Докажи, какая ты на самом деле!

— Зачем еще говорить — я и так чувствую! Вы давно уже избегаете меня. Никто не выходит на встречи. Только один раз промелькнул Гаврилэ Грозан, да и тот, не успел заметить, сразу нажал на педали и пропал бесследно… Я хожу как чумная. И все это началось с последнего разговора.

Она внимательно посмотрела на Кику, стараясь понять, как воспринимает тот ее слова. Пекарь заглядывал ей в рот, с каждым словом становясь все более хмурым.

— Говоришь: докажи, чтобы поверили!.. Знал бы, как мне трудно сейчас… Неужели и тебе нужно доказывать? Даже ты не веришь мне?

Вместо того чтобы сразу же возразить, он только слушал, по-прежнему впиваясь глазами ей в лицо, — говорить же, как видно, не собирался!

— Кику! Илие! — позвали его, и оклик этот прозвучал точно на перекличке в классе.

— Я верю тебе, девочка моя, — как будто пробуждаясь от сладкого сна, проговорил он.

И снова склонил к ней лицо, дотрагиваясь до щеки колючим подбородком.

— Кику Илие! — позвали его во второй раз.

— Сейчас! — виноватым тоном откликнулся он.

— Скажи, пожалуйста, что это у тебя за такая любовь ко мне? Ты по-настоящему любишь меня? Потому что я ничего не могу понять, ей-богу… — Она помедлила, надеясь, что он как-то ответит на эти слова. Но он молчал. — Я только недавно поняла, что слишком мучаю тебя. И что же теперь?.. Если раньше, помнишь, достаточно было увидеть меня, чтоб на глазах появлялись слезы… Это у мужчины, который столько перевидал! Ты сторожил у дома, стоял тайком под окном, на какой только риск не шел ради того… чтоб увидеть меня.

— Ты так просила… — прошептал он и, снова склонившись к ее белому, с шелковисто-нежной кожей лицу, закрыл глаза… — Я просто немею, когда вижу тебя, Бабочка!

— А мне не хочется, чтоб ты сник из-за любви ко мне! — она рассмеялась и быстро, на одно краткое мгновение, прикоснулась губами к его щетинистому подбородку. — Потому что всегда мне нравился…

— Но что тогда делать с Дэнуцем Фурникэ, студентом? — спросил он ее кокетливым, игривым тоном. — И как быть с Василе Антонюком, "добровольцем"?

— А что с ними делать? — вопрос рассмешил ее. — Их тоже будем любить, а как же! Только я понятия не имею, куда запропастился этот мой "доброволец"? По-моему, теперь он тоже не хочет меня знать…

— Но разве можно любить всех сразу? — удивленно протянул Илие, на секунду отстраняясь от нее. — Мне всегда казалось, что по-настоящему любят только одного. Так оно, конечно, и есть — остальных ты просто придумала себе.

— Ничего подобного, глупыш: я люблю всех! И ничего не придумываю. Каждый из вас по-своему дорог мне. Со всеми мне хорошо!

— Ты так красиво говоришь… И все же… к Дэнуцу, по-моему, относишься иначе… Только не сердись.

— Перестань болтать. Пошли лучше ко мне, пошли! — нетерпеливо проговорила она. По голосу ее было ясно, что она начинает сердиться.

— Не могу.

— Почему это: не можешь? Много работы? Нельзя оставить пекарню?

— Не имею права… заходить к тебе в дом.

— Не имеешь права заходить ко мне в дом! — с легкой издевкой, даже ядовито повторила она. — А заглядывать исподтишка в окно — имеешь? Стоять истуканом у калитки? Бродить, как лунатик, по двору?

— Тоже не имею.

— Ах, да — пока не узнал, что меня выбросили, будто ненужную вещь! — И с горечью добавила: — Охотно верю.

— Нет, я узнал одним из первых. Только не мог решиться сказать напрямик. Собирался много раз, но стоило только увидеть тебя и… А в общем, ты права — в самом деле, бродил под окном…

Девушка поднялась, выпрямилась, безвольно уронив руки. Протянула было одну за куском хлеба, густо посыпанным солью, от которого только что откусывала, однако в последнюю секунду передумала. Рука снова безжизненно опустилась. Она решила уходить, подумала: "Осталось только накинуть плащ". Но тут же сообразила, что плащ на ней, она даже не успела снять его. Надеялась, что не задержится, что сразу же уйдет из пекарни вместе с Илие. Теперь нужно возвращаться одной.