Луна как жерло пушки. Роман и повести

— Но кто это был? Как он выглядел? — Потеряв терпение, Дан легонько встряхнул девушку за плечо. — Неужели начинается голодный бред? Как его хотя бы зовут? Почему ты не называешь имя?

— Потом мы целый день ходили по полям. Только красный и зеленый цвет… Радуга! Красный и зеленый! — невнятно бормотала она, вздрагивая от возбуждения. — Купались в реке, ели помидоры и брынзу под старой вербой… Каким красивым он стал после того, как вышел из воды! Волосы откинуты назад, только на лбу несколько колец, будто после дождя!.. Показались звезды, — после долгой паузы проговорила она, слегка напрягая слух, словно пытаясь уловить неясный далекий звон. — Покой и полная тишина… Мы даже не знали, куда забрели, шли рядышком… и так хорошо было вдвоем, так хорошо…

Девушка умолкла, как будто у нее сдавило горло. Лицо потемнело, дыхание становилось все более и более тяжелым.

— Зачем тебе нужно знать, как его зовут, кто он и где находится, зачем, милый мой Дан? — На глаза у нее навернулись слезы. — Почему это так интересует моего приятеля из "Полиции нравов", почему, скажи? Разве ты и в самом деле тот, за какого тебя принимают некоторые люди? — Она слепо отыскивала его руки, нашла их, однако тут же уронила, чтобы в следующее мгновение ухватить снова. — Дай мне ощутить твои руки… — Взяла его руки в свои, поднесла их к губам, однако и на этот раз безвольно уронила…

На пороге камеры с какой-то поры появился Кыржэ, он слушал, не давая знать о себе, потом так же внезапно исчез, не обнаружив своего присутствия, только раздраженно махнув рукой и неслышно прикрыв дверь.

— Скажи мне сам, я хочу услышать от тебя: ты не тот, Дан, правда, не тот, за кого тебя принимают… Но зачем тогда выспрашивать? Зачем ты это делаешь, Дан? — Она спрятала лицо в ладонях, давая волю слезам, — удерживать их больше было ей не под силу. — Я и сама бы сказала, но зачем ты спрашивал? Быть может, тебя снова наняли мои старики… опять поставили следить за мной?

— Какие старики, я даже не помню, когда в последний раз виделся с ними! — В одно мгновение он потерял всю свою выдержку и спокойствие. — Ты давно уже могла бы понять: единственная плата, которая нужна мне, это ты, только ты… Неужели не убедилась в этом до сих пор?

Наступила тишина, прерываемая только судорожным дыханием девушки.

— Вот до чего довела тебя голодовка, — громко, безжалостно-укоризненным тоном сказал он, поднимаясь с койки. — Правильно я говорю: голод не может быть оружием в борьбе, это всего лишь самоубийство. Остатки былой мистики подпольщиков-бессарабцев: чуть что — объявляли великий пост! — Он собрался уходить и снова протянул ей пакет с бутербродами. — Попробуй поесть — сомнения отпадут сами собой. Не хватало только, чтобы ты в чем-то подозревала меня… Я ухожу.

Лилиана следила взглядом, как он подошел торопливым шагом к двери камеры, постучал по ней кулаком и, дождавшись, когда ее отворили, исчез. Потом поднялась с койки, взяла пакет и, даже не посмотрев, что в нем было, точным движением просунула руку сквозь решетку и выбросила его во двор.

Через какое-то время появился Кыржэ; прежде чем войти в камеру, он, по обыкновению, ненадолго задержался у двери. Лилиана легла, закрыла глаза… Эксперт постоял на пороге, затем, сделав несколько шагов, присел на край койки.

17

— Встаньте сейчас же! — не шевелясь, только открыв на мгновение глаза, потребовала девушка.

— Что с тобой сегодня, барышня? — удивленно спросил Кыржэ. — Насколько мне известно, с господином Фурникэ ты тоже обошлась слишком резко. Хотя он единственный человек, который как-то может тебе помочь.

— Не смейте говорить "барышня", я запрещаю так обращаться ко мне, — она и не намеревалась слушать его наставления. — Да будет вам известно: я — арестованная по политическому делу Дангэт-Ковальская!

— Но кому нужна эта официальность? Я уже говорил: по возрасту ты годишься мне…

— Встаньте с койки! Сию же минуту, иначе позову на помощь.