Луна как жерло пушки. Роман и повести

— Кажется, пора идти! — нетерпеливо проговорил Кику. И обратился к девушке: — Разве ты забыла, когда мы должны встретиться?

— Конечно, нет, — живо ответила та. — Однако теперь решила…

— Вот и хорошо, — кончая разговор, сказал он.

Девушка вышла, проводила их до лестничной площадки. Там ненадолго задержалась, затем вернулась.

Свет лампы, хотя фитиль был выкручен, по-прежнему оставался слабым, и в полумраке трудно было разглядеть, как выглядит хозяйка. Тем более что она старалась держаться подальше от света. Единственное, что говорило о ее присутствии, были мягкие, еле слышные шаги — когда прошла к лестнице и снова вернулась в комнату… Поэтому человек, которому предстояло здесь ночевать, мог вовсе не принимать ее в расчет, считать, будто в комнате вообще никого нет. Так и в самом деле было лучше, он понял это, едва лишь взглянул на лавку, которую Кику назвал кроватью, и попытался прикинуть на глаз ее размеры — в длину, в ширину… Отвлек его все тот же мягкий, еле слышный шорох шагов.

"Держи ухо востро, человече!" — словно прошелестела за окном густая листва ореха.

Он повернул голову к окну.

— Лампу, наверно, стоило бы погасить. — Он взглянул на девушку: она как раз расплетала косу, но, встретив его взгляд, указала рукой на тонкую занавеску, нисколько, впрочем, не заслонявшую комнату от ночного мрака. Затем все тем же неслышным шагом подошла к лампе и подула на огонек. — Давайте ложиться, до утра осталось совсем немного.

"Не может быть, чтоб она не знала о завтрашней операции, — пронеслось в голове у Зуграву. — Знает. Без сомнения, знает… Но хорошо ли это?"

Между тем девушка щелкнула задвижкой на двери и стала снимать блузку. Впрочем, он не понял: возможно, только развязала на голове платок.

— Вдвоем будет не очень… — проговорила она негромко, почти что про себя, рассмеявшись, затем завернулась в какую-то темную ткань и легла, — …не очень удобно, тесно. Но ничего не поделаешь.

— Что вы, что вы, я лягу на полу.

— Да? — Голос ее сделался мягче, ласковее. — Тогда нужно выбросить за окно стол… Зачем было расти таким длинным?

"Метр восемьдесят сантиметров", — как будто оправдываясь, проговорил он про себя.

Не лучше ли было бы уйти отсюда? Впрочем, куда сейчас пойдешь? Он слегка приподнял занавеску. Орех утопал в желтом лунном мерцании, и Зуграву попытался определить, на какой высоте от земли окно. В общем, вполне сносно; если что-то случится, второй выход обеспечен… И решил остаться. Сел на стул, запрокинув на спинку голову, в который раз подумав о том, в каком странном положении оказался. И если б еще на этом все кончилось! Он даже не знал, куда его привели, кто такая эта девушка. Все, что было известно о ней, — это имя, Виктория. Волох также, наверное, знал немногим более. Похоже, она любовница пекаря, скорее всего бывшая… Или же обычная знакомая, из тех, что бывают пачками у молодого, неженатого мужчины. Правда, он слышал, будто Кику вполне надежный парень, однако близко не знал его. Возможно, Волох успел раскусить этого пекаря, и все же он, Зуграву, не имел права так слепо доверяться малознакомому человеку. Мда, не лучшим образом получилось… Он даже не успел хорошенько разглядеть девушку, разве лишь заметил, что у нее очень смуглое, как и у самого Кику, лицо. "Не получилось бы так, что в конце концов очутишься где-нибудь в цыганском таборе! — Он даже вздрогнул, поймав себя на этой нелепой мысли. — Поножовщина, стрельба посреди глухой ночи… Шатры, цветастые платки, гаданье, звон мониста…" И стал рисовать картины одна другой ярче — чтоб как-то убить время, главное же — не уснуть. "А что, собственно, знаю я о цыганах? — спросил он себя. — Ровным счетом ничего". Только то, что вычитал в книгах или слышал от людей: будто все мужчины у них головорезы, а женщины — колдуньи и гадалки. Самому же никогда не приходилось иметь дело с этими людьми, даже во время войны. Странно, странно… Ему показалось, будто он стал дремать.

Внезапно он вздрогнул: девушка подошла к стулу, на котором он сидел. В темноте тускло светились черные распущенные волосы, свободно рассыпавшиеся по плечам. Белела длинная, до пят, рубашка.

— Почему ты не хочешь прилечь? — вместе с легким дыханием услышал он глуховатый голос. — Спать осталось совсем немного.

Это он знал. И все же слова девушки, вернее, какой-то намек, послышавшийся в ее голосе, встревожил его. Привело в замешательство и движение, какое она сделала рукой, — призывное, манящее. Внезапно он оказался под одеялом, и легкая, тонкая рука обхватила его за плечи — чтоб не свалился с лавки. Лавка и в самом деле была слишком узкой, нужно было приложить немалые усилия, чтобы слегка податься назад и высвободить плечи из-под ее руки. Вместе с тем нужно было ровно, спокойно дышать, чтоб она не догадалась о смущении, охватившем его. Он должен ясно и трезво мыслить, строго контролировать каждый поступок, стараясь не поддаваться мимолетным настроениям. И все же одно оставалось несомненным — девушка была тоненькая, изящная, и каждое прикосновение к ней черт знает как туманило голову.