Луна как жерло пушки. Роман и повести

— Товарищи! — неожиданно мягко, совсем неофициально заговорил он. — Начинать, конечно, следует с… — "С кого ж еще, как не с меня, — договорил мысленно. — Да, да, прежде всего нужно говорить о том, что руководитель группы все еще не на должной высоте… Только как, каким образом попроще и яснее высказать эту мысль?"

В наступившей паузе внезапно раздался приглушенный и вместе с тем жесткий голос Илоны, оказавшейся почему-то у входной двери:

— Сначала скажи, кто тебя направил сюда? Этого мало, что ты работаешь в механических мастерских, — кто именно из связных тебя прислал?

— Если не доверяете, то я могу и уйти, хоть сию минуту! — обиженным тоном возразил кто-то. — Мне и так давно пора быть дома!

Воцарилось молчание; все в комнате были ошарашены, не верили своим ушам. Тудораке Хобоцел торопливо снял нагар со свечи и, подняв ее над головой, пошел к двери, намереваясь разглядеть, кому это внезапно понадобилось срочно уходить домой. Он с головы до ног осветил говорившего: то был довольно высокий, крепкий парень, одежда которого отличалась обилием каких-то пряжек, ремешков, более же всего бросался в глаза солдатский пояс, очень щегольски затянутый поверх френча. Этот пояс яснее ясного выдавал парня, в особенности если учесть, что солдатская одежда была явно мала ему.

— Что означает этот маскарад? — строго спросил Волох.

— А что он должен означать? Пускай видят, кому не лень, мне нечего скрывать! Собираюсь уходить на войну, вот что! Не хочу больше сидеть сложа руки! Оставайтесь живы-здоровы — я исчезаю. К тому ж забыл положить на место ключ, — с наглой ухмылкой добавил он. — Родители придут с работы и не смогут зайти в дом!

— Покажи, пожалуйста, этот ключ! — испытующе проговорил Волох. Похоже, парню очень хотелось казаться военным человеком, и Волох решил говорить с ним соответствующим образом.

— Вот он, — вызывающе ответил парень, сделав взмах рукой, какой делают при прощании.

И вновь прозвучал строгий, жесткий голос Илоны:

— Ни один человек ни под каким предлогом не должен покидать помещение!

В комнате стало тихо, и эта тишина подчеркнула всю напряженность момента. Подчеркивала ее и фигура стоявшего на страже у двери человека — то был Илие Кику. Заметив, как сурово застыл он у порога, все в комнате возбужденно зашептались. Один за другим люди стали подходить к столу, за которым сидела теперь Илона, выражали согласие с ее приказом, затем тесно окружали смутьяна, уговаривая его отказаться от своего намерения.

Волох решил, что порядок восстановлен, и хотел было приступить к отчету, однако его вновь прервал голос парня:

— Послушайте, мне сию же минуту нужно уходить! Ни я вам не нужен, ни вы мне. Отпустите, вам же хуже будет!

— Тебе сказали, юноша: это невозможно! — начал уговаривать парня Волох, в глубине души подозревая, что неприятный инцидент будет поставлен в вину ему, и только ему… Тем не менее следовало любыми путями удержать парня. — Разве ты не понимаешь?.. Нужно ли объяснять, что тебя могли заметить, когда входил в дом, могут заметить, когда будешь выходить…

— Но как быть с ключом? Если я забыл положить его на место?

— Сколько можно гудеть? — сердито выкрикнул Кику. — Неужели не стыдно? Человек по-хорошему объясняет… Ты знаешь, кто это такой? Не то возьмемся по-другому! Эй, Сыргие, сбить с копыт, и конец! — Пекарь стал засучивать рукава. — Разве не видишь, что это — храбрый заяц из армии Антонеску. Наверно, пошел служить добровольно! Мы с тобой перевидали таких гадов…

— Было, было… И все же… — Волох сделал знак рукой: — Помолчи, Илие! Не будем раздувать огонь.

Вмешался степенный, медлительный Гаврилэ. Он взял из рук Хобоцела свечу и в свою очередь стал внимательно разглядывать парня.

— Скажи все-таки, кто тебя направил сюда? — наконец спросил он.

— Да вот… — парень нервно передернул плечами. — Ее что-то не видно… Она… У нее голубые глаза и рыжие волосы…

— Хорошо, хорошо! — прервал его кто-то из рабочих. Это был пожилой, значительно старше других человек. Впрочем, старить его могли и длинные, каштанового цвета усы. Он говорил мягко, спокойно, и это сразу же всем понравилось. — Растолкуй, пожалуйста, четко и ясно: через кого ты попал сюда? Да, прошу прощенья, сам я — делегат от обувщиков, — проговорил он, протягивая парню руку.

— То была девушка, молодая барышня. Сама захотела со мной познакомиться. Я как раз выходил из мастерских. Сначала думали пойти на танцы, потом, слово за слово, стала рассказывать про советских патриотов. Гуляли целый вечер, уже под конец она достала из сумочки мел и говорит: рисуй на заборе серп и молот! Потом ушла, исчезла. Только назначила встречу с одним человеком, который, дескать, свяжет меня с патриотами… Говорила: приходи еще вон туда — сюда, значит, — я тоже там буду…

— Но разве она не сказала, что тут будет и как тебе нужно держаться? — слишком спокойно спросил Кику.