Луна как жерло пушки. Роман и повести

Волох не отрывал глаз от часов. По-видимому, что-то случилось. Либо с немцем, либо с Лилианой… Только б не очередная выходка! Или что-нибудь похуже… Он пытался не заходить в мыслях слишком далеко. И все же: зачем было полагаться на сумасбродную девчонку, которую совсем не знаешь? Илона велела прежде всего разобраться в истории с "добровольцем", а он?.. Установил, какие красивые у нее глаза — миндалевидные, синие, распахнутые, какие стройные ноги, и только…

— Детские сказочки!.. Кукольный театр… — бросила она, думая о том, как бы поскорее уйти. Слова ее привели его в замешательство.

— А ты, как видно, только об одном мечтаешь: о пулеметных очередях? — обиженно проговорил он. — Если помнишь, коммунисты — подпольщики и раньше были против террористических методов и в основном прибегали к оружию слова… В нашей республике, конечно, в наших условиях, когда оккупанты и язык народа знают, и находятся здесь столько времени… Здесь особые условия борьбы, не те, что в партизанской Белоруссии, например…

— Нашел о чем вспоминать! Сейчас, когда гитлеровцы…

— Вот именно! Именно сейчас не проходит дня, чтоб я об этом не вспоминал, — перебил он ее, — что делал, кстати, весьма редко. — Вспомни: еще в прошлом году, в королевской армии, если на тебя и надевали военную форму, то назначали денщиком или возчиком, поскольку ты бессарабец. Винтовку в руки не давали — не доверяли! Стреляй тяпкой, может, попадешь в воробья…

— Но когда это было, человече? Когда? Может, организуете в связи с этим кружок фехтовальщиков? Или стрельбы в тире? Ну ладно… Надеюсь, что послезавтра увижу тебя на контрольной встрече, расскажешь, какой очередной подвиг совершил!

Похоже, Илоне не нравился и стиль работы Хобоцела в ресторане. Повлиял на ее настроение и "маскарад" с немцем, задуманный, как стало ей известно, по инициативе Лилианы, которую инструкторша из центра не признавала: ничего не поделаешь, женщина остается женщиной.

А между тем Хобоцел крайне, крайне нужен для них…

Несмотря на то что "полицейский сержант" на улице — свой, нужно срочно принимать какие-то меры. Во-первых, распустить людей. На добро ли, на худо, но он пока еще отвечает за работу группы. Как бы не потерять этих ребят. Молодые побеги, им только жить и жить. Не потерять из-за Лилианы. Вернее, из-за него. Узнав от нее же, что немец появился благодаря знакомству с Гроза-ном, слесарем, он должен был задуматься. По крайней мере, когда Грозану стало известно об этой встрече в ресторане и он одобрил ее? Неужели же следы ведут к Гаврилэ, призывавшему всех их жениться, обзавестись детьми?

— Вы ответите наконец? — грозно рявкнул "швейцар". — Долго ждать не буду, одним разом свалю с катушек!

Наконец-то последовал требуемый ответ. Тихим, невнятным шепотом.

Но это был не немец. Вошел один из лицеистов, которому нужно было отыскать кого-то в зале. Делая таинственные знаки кельнеру, он повел его за собой.

Илие многозначительно кашлянул. В зале воцарилась напряженная тишина. О чем шепчется лицеист с кельнером? Почему вслед за ними потянулись к парадной двери и все другие официанты? Ведь она наглухо закрыта…

В конце концов, в любую минуту можно ожидать налета полиции.

"А эта поварская братия в самом деле надежный народ, — подумал Волох. — Подобрались один к одному. Если потребуется, если не будет другого выхода из положения, без страха возьмутся за свои ножи и половники. Если не возьмут на вооружение кастрюли с кипятком… Лучше бы, конечно, ничего этого не потребовалось… Хотя оцепить здание не составляет никакого труда. Не притушить ли на всякий случай свет?"

Он снова посмотрел на часы. Хотелось не столько установить время, сколько убедиться, что назначенный срок прошел и что следует немедленно расходиться.

— Что вы хотели сказать? — раздался глухой бас "швейцара" у двери. Затем более приглушенное, еле слышное: — Пароль?

— Пароль д’онор! — послышался ответ.

— Чего-чего? Какой еще "онор"? — рявкнул громадина, готовясь оглушить входящего ударом. — Куда лезешь…

Но тут прозвучал требуемый ответ. Его проговорила Лилиана. Волох сразу узнал голос девушки.

С нею был стройный, худощавый мужчина, — переступив порог, они сразу же остановились, пораженные встречей: все, кто был в зале, внезапно поднялись на ноги.

Спутник Лилианы сделал несколько шагов вперед и приветствовал людей, подняв над головой сжатый кулак:

— Рот фронт, геноссе!

В ответ раздались нестройные, приглушенные голоса.

Немец стал здороваться со всеми за руку — когда легонько кланяясь, когда пристукивая каблуками. Ему было лет двадцать пять — двадцать восемь, хотя могло быть и меньше, поскольку и в лице его, и в походке все еще сохранялся отпечаток юности, возможно, впрочем, оборвавшейся раньше времени.