Луна как жерло пушки. Роман и повести

— Что-то я начинаю подозревать, будто тебе жаль ее. Неужели сочувствуешь диверсантке? Живьем на тот свет отправлю! Привяжу к дереву и заставлю подыхать на ногах. Пускай жрут муравьи! Еще чего придумал — жалеть большевичку! — Он говорил глухим, злым шепотом, чтобы слышать его мог только солдат. — В скором времени доставят и кавалера, если уже не доставили, — самой небось скучно. И поставят рядышком к стенке. Барышню видел, как разукрасили — будто невесту к свадьбе! За ним тоже очередь не станет… Или же и ты хочешь пойти вслед за ними?

Плутоньер сделал было несколько шагов, однако передумал, снова подошел к солдату. Опять принялся отчитывать, подавать все новые команды: "Кругом! Смирно!" — пока наконец не успокоился.

— Дежурный капрал! — крикнул он в заключение. — Немедленно заменить этого осла на первом посту!

Илона корчилась на полу, стараясь не потерять сознание.

— Камарад, камарад! — шепнула она, из последних сил поднимая голову. Как ей хотелось встретиться глазами с часовым. — Камарад!

Неужели не слышит? Но вместе с тем пока еще не доносятся шаги заступающих на пост… Не слышит! Опять принялся вышагивать, точно маятник. Хотя нет, нет, шаги становятся тише.

— Янош…

Только в эту минуту солдат остановился, приняв стойку "смирно".

Илона проговорила несколько слов по-венгерски. Солдат слушал, застыв на месте. В глазах у него загорелись тревожные искорки. Илона выдавила еще несколько слов, Янош понимающе кивнул головой и быстро отвернулся, принявшись все так же равномерно вышагивать за дверью: донесся четкий, оглушительный топот сапог. Строевым шагом подходила смена.

Последним напряжением сил Илона вытянула руку — как будто хотела помахать кому-то на прощание — и шевельнула пальцами, показывая в сторону леса. Потом опустилась на пол, бессильно откинув голову.

23

Он бросил Илону, оставил на виду у своры фашистов, даже не успев закопать парашюты, не ослабив туго перехватывавшие грудь ремни. Оставил, отдал в руки врагам, потому что малейшее промедление означало бы и самому стать их добычей. Тогда они обнаружили бы конверт.

Этот конверт!..

Внезапно ему показалось, что все происходящее только сон, что все это мерещится ему. Не слышно никакого лая собак, не могут, в конце концов, быть такими глупыми жандармы, чтоб выдавать свое присутствие в этой глухой лесной чаще…

Но если бы только мерещилось!

По-прежнему доносился яростный лай собак, напоминающий завывание волчьей стаи. Собаки, казалось, вот-вот настигнут, найдут его — не пройдет мгновения, как одна из них, бешено сорвавшись с поводка, набросится на него. С одной тварью он справится, уложит выстрелом в ту самую минуту, когда пес будет готов схватить его за ногу, но если набегут другие?

В спину неслись хриплые окрики фашистов. Враги обещали сохранить жизнь, если он бросит оружие и сдастся по доброй воле. Значит, хотят взять живым и потому стрелять не будут. Надеются добыть сведения, вырвать хотя бы одно слово.

Давно рассвело, на смену утру пришел день. Постепенно солнце начало клониться к закату. Все эти долгие часы он простоял не шевелясь, напряженно сжимая в руке пистолет. Враги подозревали, что он прячется где-то на дереве, забравшись в гущу листвы, хотя и не знали, в каком месте. Из своего укрытия он мог обозревать расстояние в несколько сотен шагов, отделявших его от преследователей, но как это было мало, сотня-другая шагов!

Волох в который раз посмотрел на компас. Преследователи не обнаружили его укрытия, не заметили дерева, в ветках которого он прятался, — ему же с высоты хорошо было видно все, что открывалось глазу. Как и говорилось на инструктаже накануне вылета, в нескольких сотнях метров в стороне от преследователей и примерно в километре от дерева, на котором он находился, виднелось здание лесничества. Оно было как раз таким, каким его обрисовали, с небольшой башенкой, из трубы которой должен был виться дымок. "Когда именно должен он виться?" — "В соответствующий момент!" — ответили ему.

"В соответствующий момент…" По-видимому, днем? — спрашивал он себя. Раньше он как-то не всматривался в дымки над домами, но они, вероятно, хорошо различимы и днем. Конечно, конечно: на фоне зелени дымок должен виться четко, его можно будет хорошо различить. "Не то, не то! — положил он конец этим размышлениям. — Не может же он виться бесконечно — это сразу бросится в глаза. И лесники, наверно, придут в недоумение, и заметит любой, кому нужно и не нужно, причем издалека. Не говоря уже, разумеется, о преследователях, которые сейчас шныряют по лесу из конца в конец… Значит, на рассвете, только на рассвете! — решил он в конце концов. — Когда только забрезжит день и еще не проснутся птицы!"

Один день, считай, уже прошел. Подождем до завтра. Хотя, возможно… Если выдастся лунная ночь… Он не сойдет с дерева до утра, хотя и не смеет смыкать глаз. Нельзя сводить их с этой узкой, невысокой башенки над домом. Чтоб не прозевать ненароком "соответствующего момента"…