Луна как жерло пушки. Роман и повести

Когда они наконец вышли на улицу, то сразу же услышали, один за другим, три мощных взрыва — это приветствовал издалека Антонюк. Резервуары с горючим… Едва грохот стал утихать, раздался, теперь уже поблизости, выстрел, по сравнению с гулом взрывов показавшийся еле слышным щелчком.

Ион поднял было руку, собираясь перекреститься, однако, не поднеся ее ко лбу, решительно опустил.

— Будто рыбий пузырь лопнул, — негромко проговорил он. — Ну и ладно…

— Вот о чем, значит, говорили…

— Об этом…

— Пистолет! — вскрикнул Илие. — Подожди, я сейчас! — Пекарь бросился в дом и тут же, буквально через минуту, вернулся. Лицо у него было самое обычное, словно ничего особенного не произошло.

— Дай сюда, — попросил Агаке. — Тебе нельзя… Ты должен…

— Можно, — с горечью прошептал бригадир. — Волох отправился по заданию, поэтому… меня никто теперь не остановит. Пока, по крайней мере, не вернется.

— Сам отправился, но наставления… Если не будешь делать, как велел Сыргие, брошу тебя… Заранее предупреждаю.

— Хоть бы уж ты не дергал меня! — взмолился Кику, проверяя затвор пистолета. — Здесь всего две пули…

— Все должно остаться по-старому. Будем печь хлеб.

— Чтоб отъедались офицеры и прочая скотина?

— И не умерли с голоду пленные, заключенные. Пошли! Должны прийти ученики, а там, гляди, уже явится и фургон из столовой.

На небе все сильнее разгоралась красная полоса — впрочем, она постепенно становилась голубоватой. Антонюк сдержал слово.

Илие с Ионом молча пошли по улице.

27

— Идиоты! Начинают паниковать и арестовывают, уничтожают кого попало, кто попадет под руку! Без разбора, подряд! — сердито проговорил эксперт-криминалист, прислоняясь спиной к ребру койки, — Камеры пыток, подвалы, карцеры переполнены людьми — превращены в салоны ожидания смерти! Предупредительного ареста больше не существует! Со страху готовы на все…

Он развалился на койке, скрестив руки под головой и устремив взгляд вдаль — хотя и мог охватить пространство не дальше оконной решетки…

— Ваши же. в свою очередь, тоже резвятся, валяют дурака. Поджигают склады с горючим, затевают беспорядки, за которые потом расплачиваются головой.

Он нехотя встал, собираясь подойти к арестованному — тот был в это время в другом конце камеры.

— Как только я подхожу — вы тотчас убегаете. Прячем голову в песок… — горько усмехнулся Кыржэ. — Не думайте, ничего такого тут нет — прихожу к вам просто по дружбе, никто не приказывает… Гестапо интересуется тем, как растут ваши волосы. Понимаете, о чем говорю? Уже пора докладывать, — стал бормотать он, по-видимому для того, чтоб его слов не разобрал Кранц. — Нужно! Еще вчера должен был… Позавчера. С тех пор как начали закругляться, виться в колечки. Мда… — Тяжело вздохнув, он вынул из кармана часы. — Вы бы распрямились, разогнули спину — все равно на голову выше меня. Метр и сколько сантиметров?

— Наверно, раньше вы были большим шефом? — спросил между тем арестованный, слегка картавя, словно бы в насмешку. — Потом понизили в должности? Сделали промашку, от чрезмерного усердия? Из-за чего же: жестокости? Или, наоборот, жалости?

Кыржэ поглубже засунул в карман правую руку.

— Так и есть… Большим шефом, говорите? Был. Но вы тоже птица большого полета. Очень! — заметил эксперт. — Вас бы я не расстрелял, упаси господь. На вашем примере следует учиться. Поэтому я и не тороплюсь с окончательным рапортом, хотя это и становится рискованным. Кроме того, вы так себя ведете. Остается многого пожелать…

В нервном возбуждении он вскочил на ноги и стал ходить по камере, озабоченно, если не с испугом, глядя на Кранца, когда оказывался перед ним, — рассчитывая понять. в каком настроении старик.

Но вот снова — лицом к лицу с арестованным.

— Я как-то говорил о ваших кудрях, о том, что это не зависит от человека, выше его возможностей. Не помогут никакие ухищрения. И все же… Хоть вместо вас себя ставь под расстрел. Считаете: не такая уж большая потеря? Но и какой выигрыш, позвольте спросить? К тому же не испытываю никакого желания по собственной воле отдавать себя на смерть. Тем более что несколько дней тому назад ваши молодчики вынудили покончить самоубийством стажера из "Полиции нравов", некоего Дана Фурникэ. Кстати, у него же дома. И сделали это только потому, что он сообщил нам о Кудрявом. То есть о вас… Однако подумать о том, что сами, собственно, выдали вас, не захотели… Теперь вы понимаете, что делается вокруг вас?

— Понятия не имею. Что вы имеете в виду?

— Дело в том, что истекает последний срок, который был мне предоставлен. Шефы вызывают к себе самым срочным образом. Хочу только еще раз изучить черты лица… Итак: вы знаете о военной операции, которая должна быть проведена в предгорьях Карпат? — Он внимательно посмотрел на арестованного. — И на этот раз не хотите отвечать? — И печально добавил: — В таком случае ничем не могу помочь. Абсолютно ничем!

В углу, где сидел Кранц, послышалась какая-то возня — немец сначала приподнялся со своего стула, постоял какое-то время, не разгибая поясницы, потом наконец выпрямился.