Луна как жерло пушки. Роман и повести

Кирика в темной школьной шинели молча стоял у вешалки в углу, поблескивая толстыми очками в черной оправе. София вдруг подумала, что он даже не раздевался и не сидел за столом. Она не могла вспомнить, пришел ли он вместе со всеми. Она бросилась к нему, взяла голову в ладони, повернула его лицо к себе и вдруг вспомнила:

— Кирика, где ты был, когда мы говорили об отце Котели?

— Тут.

— Твой отец, Кирика, погиб от руки врага, — быстро заговорила она. — Он был одним из безымянных героев. Ты слышал, что рассказывал возчик?

Паренек утвердительно кивнул головой.

— Цурцуряну знает человека, который все видел. Он не смог его найти, но постоянно ищет. Тот человек, говорят, знает и место, где похоронен Петру Рошкулец. Мы восстановим его могилу, будем ухаживать за ней. Котеля не хочет ехать к своему, хоть он и жив, а мы, Киричел, будем ходить к твоему отцу, которого уже нет, молча постоим у могилы и тихо поговорим о его подвиге…

Кирика молчал. София прижала к груди его голову.

— Бедный мой сиротинка, — прошептала она.

София почувствовала, что паренек взял ее руку, водит пальцем по линиям ее ладони, ласкает ее.

София, сама не зная почему, отняла руку.

— Знаешь что, сними-ка шинель, — смущенно сказала она. — Ведь… сегодня все же мой день… Так что… Исполнилось двадцать четыре года с того дня, как на свет появилась София Василиу, — пыталась она пошутить. — Мы с тобой вдвоем выпьем чайку, он еще не остыл. И договоримся: с сегодняшнего дня…

Послышался тихий стук в дверь. София невольно взглянула на часы.

— Войдите! — крикнула она и быстро поставила на стол еще один стакан.

На пороге появился Каймакан. В руках у него тоже был пакетик. Он оглядел комнату.

— Добрый вечер!

Рошкулец встал. София помогла новому гостю повесить на вешалку тяжелое пальто.

— К столу, к столу, Еуджен Георгиевич! — И добавила просто: — Выпей с нами чаю, согрейся.

— Да, да, — сказал Каймакан, не двигаясь с места. Он пригладил волосы, провел пальцем по бровям. — Ночью будет сильный мороз…

— Я пойду, — угрюмо сказал Рошкулец и направился к вешалке.

София увидела выражение горечи в его глазах. Вышла за ним, проводила до дверей.

— Но наша договоренность остается в силе? — тихо спросила она. — С сегодняшнего дня мы друзья. Приходи ко мне, когда захочешь. Поговорим о прочитанных книгах. Придешь?

— Спокойной ночи! — коротко прозвучал за дверью голос мальчика.

София задумчиво прошлась по комнате. Она никак не могла вернуть себе хорошее настроение.

— Послушай, Еуджен, нужно вызвать сюда отца Ко-тели. Он избивает свою жену. Слышишь? Нужно вызвать его немедленно! И как быть с такими, как Рошкулец? Ни отца, ни матери…

— Что мы можем сделать, дорогая? — ответил Каймакан. — Война — жестокая вещь… Хорошо еще, что мы можем дать им тарелку борща, одежду, койку и, кроме того, обучаем их ремеслу. А уж родителей… — он развел руками.

— Я застала здесь Рошкульца. Так жаль его. Я никогда не видела его улыбки…

— Ну да. Тебя так и тянет к уродам и калекам. Они чувствуют твою сентиментальность и вьются вокруг тебя, как мухи.

— Еуджен! Не говори так! Я не хочу!

— Ну, не сердись, девочка! Я говорю так потому, что, кажется, сейчас, после войны, создался какой-то культ неполноценных людей. Зачем далеко ходить — даже на должности физрука мы вынуждены держать парня, который не намного старше своих учеников и никак не может внушать уважение. К тому же инвалид. Какая тут гимнастика!

— Еуджен!

— Стоп, стоп! Знаю! Хорошо, ты права! Я чуть не забыл главного, уважаемая София Николаевна… — Каймакан поклонился. — Разрешите мне, — торжественно произнес он, — по случаю вашего дня рождения принести поздравления от имени дирекции и всего персонала…

София слышала только его голос — мужественный, раскатистый басок, но слов не различала. В ее душе вновь завязалась прерванная нить мыслей, рожденных огнем, и возвращалась та улыбка… Она вздрогнула, словно лишь сейчас поняла, что он стоит перед ней с нескончаемой поздравительной речью. Она закрыла ему рот ладошкой.

— Еуджен… дорогой!

4

В молодости Еуджен Каймакан не просто мечтал стать инженером. Он упорно, настойчиво, любой ценой добивался этого. Поставив себе цель, он шел к ней неуклонно, ей подчинил полностью все свои юные годы. А препятствий было хоть отбавляй. В первую очередь — бедность. Каймакан происходил из семьи «бывших», впоследствии разорившихся, и только благодаря отчаянным усилиям ему удалось окончить индустриальную гимназию.

Но Еуджена не удовлетворяло звание мастера или, в лучшем случае, помощника инженера. Нет, он не остановится на полпути. Теперь у него было право поступить в Политехнический институт, где и можно было получить диплом инженера. Чего это стоило — вспомнить тошно, а поступил все-таки. Увидев наконец свою фамилию в списке принятых на первый курс, он был на седьмом небе — цель казалась уже достигнутой. Но на втором курсе пришлось прервать учение. Ни денег, ни сил не хватало. Давали себя знать тяжелые лишения и нечеловеческое напряжение всех этих лет.

«Небольшая передышка, — не сдавался он. — Надо малость окрепнуть».