Луна на дне колодца

Фэй Пу опустил голову и, то и дело поглядывая на неё, молчал.

— Кто же подарил тебе этот кошелёк? — вдруг снова спросила Сун Лянь.

— Не надо об этом, — проговорил Фэй Пу, поборов дрожь в коленях.

8

Так они и сидели с ничего не выражающими лицами и попивали маленькими глотками водку. Сун Лянь вертела в пальцах чашечку и смотрела на сидящего напротив Фэй Пу: голова опущена, густая, как у юноши, шевелюра, сильная, гордо выпрямленная шея, и только тёмно-синие жилки чуть заметно пульсируют под её взглядом. Она чувствовала, как внутри что-то тает, какое-то незнакомое желание переполнило всё тело. У неё перехватило дыхание, как при сильном порыве ветра, и в сознании снова всплыла картина переплетённых под столиком для мацзяна ног Мэй Шань и «врача». Она взглянула на свои стройные красивые ноги: будто под напором осевшего по всему краю обрыва песка, они мягко и в то же время страстно прижались к тому, к чему хотели прижаться — к ступням, коленям, бёдрам Фэй Пу. Теперь она точно ощутила, что они на самом деле существуют. Глаза Сун Лянь затуманились, губы, бессильно раскрывшись, шевельнулись. Послышался какой-то звук, будто что-то разбилось. Или этот звук донёсся из глубин её души? Фэй Пу поднял голову и стал смотреть на неё не отрываясь, заворожённый бурей чувств в её глазах. Его тело — и особенно ноги — будто одеревенело и оставалось в прежнем положении. Он даже не шелохнулся. Зажмурившись, Сун Лянь слышала лишь высокие и низкие звуки их прерывистого дыхания. Она ещё крепче прижалась ногами к Фэй Пу и стала ждать, что будет дальше. Казалось, пролетела целая вечность, прежде чем он подобрал колени и, рухнув назад на спинку стула, будто от удара, хрипло проговорил:

— Так не хорошо.

— Что не хорошо? — пробормотала Сун Лянь, словно проснувшись.

Фэй Пу медленно поднял руки и, сцепив их, прижал к груди:

— Нет, я ещё боюсь. — При этих словах его лицо исказилось гримасой боли. — Я ещё боюсь женщин. Женщина — это слишком страшно.

— Не понимаю, о чём ты.

Фэй Пу потёр лицо руками:

— Сун Лянь, ты мне нравишься, правда.

— Я тебе нравлюсь, а ты вон как ведёшь себя со мной.

Чуть не всхлипывая и отводя глаза, Фэй Пу покачал головой:

— Мне себя не переделать, это кара небесная. В семье Чэнь мужчины всегда были охочи до женщин, а на мне всё закончилось. С малых лет женщины кажутся мне страшными, я боюсь их. Особенный страх на меня наводят женщины из нашей семьи. Лишь тебя не боюсь, но у меня всё равно ничего не получается, понимаешь?

У Сун Лянь давно уже текли слёзы. Отвернувшись, она тихо проговорила:

— Я понимаю, не надо ничего объяснять. Теперь я нисколечко тебя не виню, правда, нисколечко.

Опьянела Сун Лянь уже после того, как Фэй Пу ушёл. Лицо у неё раскраснелось, и она выплясывала нетвёрдыми шагами по комнате, размахивая руками. Прибежавшей матушке Сун было не успокоить её, и она стала кричать Чэнь Цзоцяня. Тот пришёл. Войдя в комнату, он тут же попал в объятия Сун Лянь. От неё так и разило перегаром, и она несла всякую чепуху.

Чэнь обратился к матушке Сун:

— С чего это она пить начала?

— Откуда мне знать. Она мне о своих сердечных делах разве скажет?

Чэнь стал посылать её к Юй Жу за лекарством, чтобы привести Сун Лянь в чувство, но Сун Лянь сразу закричала:

— Не смей ходить, не смей говорить этой старой ведьме!

Чэнь брезгливо оттолкнул её на кровать:

— Ты только взгляни на себя, совсем спятила, не боишься, что над тобой смеяться станут!

Сун Лянь тут же вскочила и повисла у него на шее:

— Барин, составь мне сегодня вечером компанию, а то любить меня совсем некому, полюбил бы ты меня, барин.

— Ну как мне тебя такую любить, — сказал Чэнь, как бы снисходя до неё. — Я уж лучше сучку какую полюблю.

Прослышав, что Сун Лянь напилась, Юй Жу не замедлила явиться. Пробормотав несколько раз на пороге «Амитофо, Амитофо», она вошла и расцепила Сун Лянь и Чэня.

— Дать ей лекарство? — спросила она.

Чэнь кивнул. Юй Жу попыталась было влить лекарство в рот Сун Лянь насильно, но та отпихнула её так, что Юй Жу отшатнулась.

— Ах, ты ещё руки распускать! — завопила она. — Покажите-ка этой сумасшедшей, где раки зимуют!

Чэнь с матушкой Сун подскочили, схватили Сун Лянь за руки, но как только Юй Жу влила-таки ей лекарство, Сун Лянь немедленно выплюнула его прямо ей в лицо.

— Что же вы никак не утихомирите её, барин! — заныла Юй Жу. — Эта чокнутая сейчас совсем разойдётся!

Чэнь держал Сун Лянь, обхватив её за талию, а она полностью размякла и повисла на нём, бормоча:

— Барин, не уходи, буду делать сегодня, что захочешь: скажешь лизать — пожалуйста, гладить — пожалуйста, всё сделаю по-твоему, только не уходи.

Чэнь был настолько взбешён, что не мог выговорить ни слова, а Юй Жу, не желая больше слышать этого, подскочила к Сун Лянь и влепила ей затрещину:

— Бесстыжая тварь! Вот до чего вы её избаловали, барин!

В комнатке южного флигеля стоял такой шум, что из садика сбежался народ. Чэнь велел матушке Сун запереть дверь и не пускать никого из любителей поглазеть на происшествия.