Луна на дне колодца

Иногда Фэй Пу играл так трогательно, что у Сун Лянь слёзы наворачивались. Очень хотелось пойти и сесть там, среди мужчин, поближе к нему. При виде Фэй Пу с флейтой в руках вспомнился университет, одинокий студент, играющий на цине в пустой аудитории. Черты лица этого студента почти стёрлись в памяти, никаких сокровенных чувств к нему она не испытывала, но эта прекрасная и грустная картина мгновенно растрогала: словно лёгкой рябью тронуло осенние воды её сердца. После долгих колебаний она всё-таки вынесла в галерею плетёный стул и, усевшись, обратилась в слух. Флейта вскоре умолкла, и послышались мужские голоса. Через некоторое время Сун Лянь стало неловко. «Какая скучища все эти разговоры! — думала она. — Только и делают, что обманывают друг друга, лишь откроют рот — одно притворство и лицемерие». Встав, она направилась обратно в комнату и вдруг вспомнила, что в чемоданчике у неё тоже есть флейта, оставшаяся от отца. Плетёный чемоданчик давно не просушивали, и он уже отдавал плесенью. Было такое впечатление, что аккуратно сложенная одежда, которую она носила ещё студенткой, вещи, давно не ношенные и забытые, покрыты прахом прошедших лет, словно пахнуло ароматом несбывшихся надежд. Сун Лянь перерыла всё, но флейты не было. Она точно помнила, что, уезжая из дома, положила её на дно чемоданчика. Как же так, почему её нет?

— Янь Эр, Янь Эр, иди сюда! — крикнула она, выйдя на галерею.

Та, явившись, тут же защебетала:

— Как, разве четвёртая госпожа не слушала, как барчук играет на флейте?

— Ты трогала мой чемоданчик?

— Так вы же как-то сами велели навести там порядок, вот я и переложила всю одежду.

— А флейту разве не видела?

— Флейту? Нет, не видала. С флейтами только мужчины забавляются!

— Получается, ты стащила мою флейту, — холодно усмехнулась Сун Лянь, пристально глядя ей в глаза.

— Вы, четвёртая госпожа, уж не возводите сразу напраслину-то — ну, зачем мне красть вашу флейту?

— А такие бесовские затеи как раз в твоём духе. С утра до вечера только и вынашиваешь какую-нибудь гадость, да ещё делаешь вид, что ты ни при чём.

— Четвёртая госпожа, не оговаривайте человека понапрасну, лучше спросите — у барина, у старшего барчука, у старшей госпожи, у второй госпожи, у третьей госпожи — взяла ли я когда хоть медную монетку?

Но Сун Лянь уже не слушала: окатив её взглядом, полным презрения, она метнулась в маленькую пристройку, где жила Янь Эр, и, пнув ногой её маленький деревянный чемоданчик, потребовала:

— Ну-ка открывай быстро, раз ещё отпираешься!

Обняв Сун Лянь за ноги, Янь Эр взмолилась:

— Не надо пинать мой чемоданчик, четвёртая госпожа, честное слово, не брала я вашей флейты!

Выражение её лица всё больше убеждало, что подозрения не напрасны, и Сун Лянь схватила стоявший в углу топор:

— Вот сейчас расколочу его, и посмотрим: коли там нет ничего, завтра у тебя будет новый.

И, стиснув зубы, опустила топор. От чемоданчика только щепки полетели, и на пол посыпались тряпки, медные монеты, безделушки. Сун Лянь переворошила всё, но флейты не было. И тут она наткнулась на плотный свёрток, завёрнутый в белую тряпицу. Развернув её, она увидела небольшую матерчатую куклу, из груди которой торчали три тонких иголки. Поначалу стало даже смешно, но она тут же сообразила, что тряпичная фигурка очень похожа на неё. Вглядевшись, она различила сверху два иероглифа — «Сун Лянь». Внутри всё зашлось от острой боли, будто сердце на самом деле пронзили тремя иголками. Она мгновенно побледнела. Янь Эр, прислонившись к стене, наблюдала за ней широко раскрытыми от ужаса глазами. Сун Лянь вдруг пронзительно взвизгнула, подскочила к Янь Эр и, схватив её за волосы, стала бить головой об стену. Сквозь душившие слёзы прорывался крик:

— Вот тебе порчу наводить! Вот тебе смерти мне желать!

У Янь Эр не было сил вырваться, и она лишь издавала прерывистые булькающие всхрипы. Устав, Сун Лянь остановилась, чтобы перевести дыхание, и тут до неё дошло, что Янь Эр — неграмотная. Кто же тогда написал иероглифы? От этой неясности сердце защемило ещё больше, и Сун Лянь заговорила с Янь Эр, уже мягко, склонившись к ней и вытирая ей слезы:

— Ну, не надо плакать. Что было то было, больше так не делай, зла я на тебя не держу. Скажи только, кто написал тебе эти иероглифы?

Та, ещё всхлипывая, покачала головой:

— Не скажу, не могу…

— Ну, не бойся, — уговаривала Сун Лянь. — Скандала я поднимать не стану. Только скажи кто, и ты ровным счётом ни при чём.

Янь Эр по-прежнему отрицательно качала головой. Тогда Сун Лянь стала называть имена:

— Это дело рук Юй Жу?

Янь Эр покачала головой.

— Ну, тогда Мэй Шань?

Та снова качнула головой. Сун Лянь разочарованно перевела дыхание, и голос её слегка дрогнул:

— Неужели Чжо Юнь?

Больше Янь Эр головой не качала. На её лице застыло выражение безмерного горя. Сун Лянь поднялась и закатила глаза:

— Вот так: вроде знаешь человека, а всё равно — чужая душа потёмки. Так я и знала.

Когда пришёл Чэнь Цзоцянь, она сидела на диване и отупело мяла в руках увядшую маргаритку.

— Ты что, плакала?

— Да нет. Ты ведь так хорошо ко мне относишься, с чего мне плакать?