Луна над рекой Сицзян

Несомненно, консервы давно были дочиста съедены, а от банки не осталось и следа. Отец не только не потребовал компенсации, но и ни единым словом не обругал грабителя. Увидев, что это попросту нищий оборванец, которому нечего есть и не во что одеться, отец положил ему в руку немного денег.

Дома он никому ничего не рассказал. Я узнал об этом после от соседских детей.

3

Кто знает, возможно, тем летним вечером отец предчувствовал надвигающуюся опасность, догадывался о том, что пойдёт в парикмахерскую и шагнёт навстречу солнцу, поэтому вопреки обыкновению одарил меня ласковыми прикосновениями. По обыкновению, он бы ничего мне не сказал. Но этих нескольких минут отеческой нежности было достаточно. Достаточно для того, чтобы я навсегда запомнил его запах, чтобы я всю жизнь пытался отыскать светло-серый жилет, пахнущий именно гак. Он знает, что его младшенький может выкопать целых сто двадцать цзиней батата, он сам видел на весах. Знает, что я, его сын, теперь стал взрослым. Даже если в этом мире не останется человека, который бы помнил о нём, сын всё равно его отыщет. Отец наверняка это знает.

Я под любым предлогом пытался выйти из дома — например, чтобы посмотреть на демонстрацию или ещё что-то в этом роде. Словно пёс, я бросался во все стороны. Порой обходил одну и ту же улицу двадцать раз подряд, недоумевая, что мне делать дальше. Честно говоря, я боялся наткнуться на одноклассников, не желал встречи с соседями и знакомыми, поэтому мне приходилось выбирать заброшенные, узкие тропы и глухие переулки. Иногда, сворачивая с оживлённого проспекта на узкую пустынную улочку, я ликовал, словно вырвавшаяся из клетки на свободу птица. Это было облегчение человека, миновавшего опасную зону. На маленьких улочках меня точно никто не узнает, не заметит следов позора на моём лице. Никто не станет, как школьные хунвейбины, расклеивать плакаты типа «Дети реакционеров — подонки» или перегораживать выход из класса, пропуская только детей революционеров, заставляя нас, так называемое сучье отродье, выпрыгивать в окно или пробиваться с боем и под градом насмешек убираться восвояси.

Я искал повсюду, ходил по пятам за каждым, кто со спины казался мне похожим на отца, с надеждой на чудо заглядывая в лица. Я обходил места, где отец частенько бывал: книжные магазины, театры, библиотеки, почтово-телеграфное отделение, даже европейские рестораны. Я вглядывался в нескончаемый поток людей, пытаясь поймать удачу за хвост. Потом я отправился в пригород, мне хотелось найти дом, о котором рассказывал отец. Он говорил, что эта небольшая хижина находится под горой у реки. У ворот раскинули кроны два больших зонтичных дерева. По шпалерам вился виноград, в его тени стояли бамбуковые стол и стулья. Помню, отец говорил, что хозяина хижины зовут Ван. Стены дома были выложены камнем, дорожки вымощены плиткой. Мебель в доме на скорую руку смастерили из толстых, плохо обработанных досок. Несколько шкафов с книгами, рассказывающими о прошлом и настоящем страны и мира в целом. Тыква-горлянка, наполненная вином. Большеротая керамическая фигурка свиньи. Всё это произвело на отца неизгладимое впечатление. Он говорил, что обошёл Китай вдоль и поперёк, чтобы наконец найти эту обитель небожителей, настолько родную, словно он прожил в ней всю жизнь.

Может, как раз в этот самый момент он скрывается в хижине с каменными стенами и дорожками? Тогда где мне её искать? Миновало ещё полмесяца. Я обошёл пригороды в южном, северном, восточном и западном направлениях, не пропустив ни одной возвышенности, ни одной речушки. Иногда мне казалось, что цель близка, я ощущал пристальный взгляд нары глаз, украдкой следящих за мной. Мне даже мерещился запах отца у какого-нибудь порога, забора или маленькой дороги, точно он только что побывал здесь. Казалось, стоит мне резко повернуть голову, как он отскакивает в сторону или приседает и пропадает из виду, чтобы я не смог раскрыть его тайну.

Однажды на пристани в толпе людей я заметил фигуру, очень напоминавшую отца: га же причёска с проседью на висках, те же широкие плечи. Я побежал, но неуловимая фигура успела прошмыгнуть в автобус.

Окликнуть его? Крикнуть «папа»? Стоило мне на секунду заколебаться, как автобус тронулся.

— Вы запомнили, как выглядел человек, который только что здесь сидел? — спросил я старика, обслуживавшего чайные столики. — Какая на нём была обувь? Сколько на вид лет? Не был ли он похож на моего…

Старик медленно поднял голову. Чёрный, как бездна, рот медленно и широко раскрылся, не издав ни единого звука. У него были редкие зубы и широкие щели между ними. Гнилые, они напоминали покрытые ржавчиной гвозди.

— Дедушка, вы запомнили, как выглядел сидевший здесь мужчина?

— Вода в реке разлилась, малыш.

Я не понял смысла его слов.

— Вода вышла из берегов. Уразумел?

Он бросил на меня многозначительный взгляд, медленно опустив широкие веки. Может, это была одна из тех загадок, которую никогда не дано раскрыть.

Ему было известно всё о моём отце, просто он из вредности не хотел говорить мне.