Луна над Славутичем

На следующий день я пришел к Ферапонту и сообщил, что готов идти на войну лучником, чем весьма его обрадовал, так как стрелков было мало. Далее мы со старостой подробно обсудили мою экипировку и пришли соглашению о том, что за счет общины мне выкуют сотню железных наконечников для стрел, а также три десятка накладок для кожаного доспеха, который я приобрету за свои деньги. На щит и шлем тоже придется раскошелиться самому — полное снаряжение община оплатить не в состоянии, тем более, что большинство будущих воинов являются местными бедняками и у них с экипировкой намного хуже чем у меня. Выступление местного воинства в поход ожидалось примерно дней через двадцать, когда сюда подойдут князья из дальних полянских земель. Мы ещё немного с ним поговорили, при этом я смог навести Ферапонта на мысль, что за участие христиан в войне надо попросить у князя выделить землю для тех, кто живет в опасной близости от разрушающегося берега. Причем староста остался в твердой уверенности, что это была его идея. Ведь умудренному годами мужу невместно слушать советы сопляка.

После того, как мы решили всё, связанное с походом, оставалось обсудить ещё один важный вопрос, и я сказал старейшине:

— Да, вот ещё что, Ферапонт — война дело рискованное, я ведь могу и не вернуться, — дед кивнул головой, соглашаясь, после чего я, выдержав короткую паузу, продолжил, — Поэтому я решил завещать Анну со всем имуществом Кондрату.

— Вот значит как, — медленно произнес дед и задумался, прикрыв глаза и поглаживая бороду.

А подумать ему было о чем — Кондрат осенью должен был жениться на внучке Елизара — лучшего скорняка Харевы-Киева, которая как и положено, была девицей и при прочих равных семья Ферапонта выбрала бы, разумеется, нетронутую невесту. Но бедолага Кондрат потихоньку сходил с ума от любви к моей жене, что для меня и Анечки выглядело несколько забавным, а вот для его родичей все было намного печальнее. Рослый, но глуповатый переросток, как только у него появлялось свободное время, подкрадывался к нашему забору, садился на корточки, и, думая, что его никто не видит, наблюдал в щелочку за Анечкой, усердно работая руками. Я его, конечно, гонял по мере сил — тот после нашей короткой драки меня побивался, но стоять постоянно у забора возможности у меня не было. И вот я сам делаю такое предложение.

— Только предупреждаю, что даже если вам твердо скажут, что я погиб, чтоб до осени ни свадьбы, ни шалостей, — продолжил я, видя, что Ферапонт продолжает молчать.

— А она не понесла? — староста, наконец, вывалился из медитации.

— Вроде нет, — ответил я, — А это имеет значение?

Тот молча покачал головой и с тяжелым вздохом ответил:

— Ты же сам всё знаешь… Но я ему о нашем уговоре говорить не буду, а то если ты вернешься, он вообще с ума сойдет. И за Анечку не беспокойся, присмотрим и в обиду не дадим.

Вернувшись домой, я принялся за изготовление стрел — наконечники мне сделают, а вот древки придется строгать самому, да ещё и с запасом, так что работой на ближайшие десять дней я обеспечен под завязку. Можно было попробовать купить, но я решил, что самому надежнее, да и время для этого есть.

Глава 16

Дней через десять после вече в окрестности Харевы-Киева начали прибывать полянские князья с дружинами и ополчением, что быстро привело к тому, что мой алкогольный склад опустел, а кошелек наполнился звонкими золотыми монетами — польза от войны для меня была уже весьма ощутимой. Кроме того, церковный староста смог договориться с князем о выделении земли, однако взамен Ярослав потребовал предоставить дополнительно ещё пятерых человек в ополчение, на что Ферапонт согласился после обсуждения с мужиками. Таким образом, от ромейского конца выставлялось двадцать два ополченца, а от всего поселения шло почти двести человек, из которых более сотни составляли представители купеческих семей, которые значительно превысили княжью квоту в одного бойца от пяти дворов. Но это было и понятно — ведь основными пострадавшими от действий местного цезаря стали именно крупные торговцы и остальной народ не понял бы, попытайся купцы отсидеться за спинами менее обеспеченных горожан.

У меня всё это время была довольно напряженная жизнь — я продавал алкоголь союзным воинам, делал стрелы, обшивал кожаный доспех железными бляхами, приобрел щит и кожаный шлем. Да ещё и приходилось в поте лица утешать юную красавицу жену по несколько раз на день. От всех этих нагрузок я даже начал худеть, несмотря на обильное питание. Предводителем Харевского полка был назначен старший сын князя Владимир. Сам Ярослав, насколько я понял, с частью своей дружины оставался в городе, который нельзя было полностью оставлять без защиты.