Луна над Славутичем

Когда до предполагаемой отправки оставалось около пяти дней, Владимир созвал ополчение для проверки — осмотрел вооружение, провел учебные бои тупым оружием и остался сильно недоволен своим войском, в результате чего всё оставшееся время ополченцы тренировались под руководством дружинников. Однако меня это не касалось — на смотре я показал хорошую стрельбу из лука, в результате чего княжич забрал меня из христианского отряда и временно включил лучником в состав дружины, впрочем так он поступил со всеми стрелками-ополченцами, кто сумел показать результаты выше среднего. Из христиан в этот отряд попали ещё мой старый знакомый охотник Козьма и Матвей — опытный мужик лет тридцати, который ходил гребцом-охранником с купеческими лодочными караванами.

Двадцатого июня сборное воинство полян, насчитывавшее по моим наблюдениям около пяти тысяч воинов, стало переправляться через Днепр. Левый берег реки в этом месте принадлежал северянам — нашим союзникам в этой войне, поэтому проблем с переправой никаких не было, и груженые лодки с утра курсировали между берегами, перевозя воинов и грузы. Моя очередь усаживаться в лодку настала после полудня, и я, поцеловав на прощание Анечку, едва сдерживающую рыдания, накинул на плечи мешок с провизией, взял в руки оружие и, спустившись с берега на причал, сел за весла в большой долбленой лодке — здесь праздных пассажиров не было, гребли все.

Переправившись на другой берег, я проследовал вслед за десятником Зораном, которого Владимир назначил командиром лучников. Зоран показал место на заливном лугу, где мы должны располагаться, и я в окружении своих новых сослуживцев лег на землю, подложив руки за голову. Для меня было совершенно очевидно, что сегодня наше войско никуда не пойдет, да и завтра, наверное, тоже. В условиях царившей здесь полуанархии вообще было удивительно, что мы хоть через реку переправились. В войске полян было более двух десятков князей и княжичей со своими дружинами и ополчениями, вследствие чего для каждого мало-мальски важного решения им приходилось собираться и договариваться, а в местных реалиях каждое такое собрание — довольно длительное мероприятие с долгими разговорами и приемом пищи. Глядя на всё это, начинали возникать вполне здоровые опасения по поводу успеха нашей кампании. Кроме того, лошадей переправляли на плотах и у меня были большие сомнения, что за один день успеют завершить эту переправу. Так оно и вышло — весь следующий день мы оставались на месте, медленно поглощая запасы провизии. Я за это время успел неплохо сойтись с Матвеем, который, как более старший и опытный воин, взял на себя покровительство за двумя юными пареньками — мной и Козьмой. Тридцатилетнему наёмнику льстил наш интерес, и он практически весь день рассказывал нам военные истории, которые мне были на самом деле очень познавательны. К тридцати годам он успел поучаствовать в трех походах и, как можно было понять с его слов, в управлении войсками всегда царил бардак и анархия. Сам он таких оценок, конечно не давал, ведь для местных жителей всё это было в порядке вещей.

Как я понял из разговоров с Матвеем, главной задачей этого похода является банальный грабеж противника, а военные и политические цели стоят на втором месте. В этой связи он сокрушался по поводу того, что Харевским войском командует Владимир, а не Ярослав. Мол, парень ещё молодой, не хватит ему авторитета для того, чтобы выбить наиболее перспективные в плане трофеев направления, а в результате и нам мало добычи достанется.

Тут ведь многое зависит от того, кто впереди идет, — объяснял наёмник, — Там опасности, конечно, побольше, но зато и добыча хорошая. А другие, бывает, ради хабара общий строй покидают и уходят в сторону промышлять. Но тут не каждому это позволено будет. Владимир-то ведь молодой ещё, супротив старших не пойдет, вот и получается, что будем мы плестись в хвосте и наживы нам не видать, — с грустью в голосе он обрисовал наши перспективы.