Луна над Сохо

Я поднялся и поймал одобрительный взгляд Стефанопулис. Очевидно, заслужил я его тем, что не схватился за пах и не убежал прочь, вопя от ужаса.

– Знакомая картинка? – спросила она.

4. Одна десятая моего пепла [23]

Примерно в то время, когда я родился, клуб «Граучо», названный по цитате знаменитого комика, открыл свои двери для богемы и профессиональных журналистов, достаточно богатых, чтобы позволить себе погрузиться в этот мир иронического постмодерна. Обычно у «Граучо» не возникало проблем с полицией: следуя тенденциям, его учредители, конечно, отрицают общественные нормы, но никогда не выносят это отрицание на улицу, особенно накануне пятницы. По крайней мере, если это не гарантирует газетных сенсаций. Папарацци и без того вечно пасутся напротив входа, ожидая какую-нибудь знаменитость, а их сюда ходит немало. Вот почему Стефанопулис распорядилась перекрыть улицу целиком. Я представил, как бесятся фотографы за оградительной лентой – ну, в точности как дети, у которых отобрали конфеты.

– Вы про Сент-Джона Джайлза? – уточнил я.

– Рана уж очень похожая, – кивнула сержант.

Сент-Джон Джайлз – несостоявшийся насильник, чья короткая карьера на данном поприще началась и кончилась в один и тот же день несколько месяцев назад. В тот день некая женщина (по крайней мере, c виду) откусила ему пенис. Вагиной. Называется это явление vagina dentata, но до сих пор не зафиксировано ни одного случая, подтверждающего его существование. Я это знаю, поскольку мы с доктором Валидом в поисках такого подтверждения перелопатили медицинские исторические источники вплоть до семнадцатого века.

– По его делу есть подвижки? – спросила она.

– Нет, – ответил я. – У нас есть показания Сент-Джона и его приятелей, мутная запись наружной камеры – и больше ничего.

– Что ж, для начала можем проанализировать выбор жертв. Вы должны связаться с Белгравией, получить номер дела и передать следственной группе список фигурантов.

«Фигуранты» – это все, кто попал в поле зрения следствия по уголовному делу и чьи данные внесены в общую полицейскую базу ХОЛМС. Эта компьютеризованная мельница полицейского расследования перемалывает все: показания свидетелей, улики, протоколы допросов, даже записи камер наружного наблюдения. Изначально ее разработали по результатам байфордского расследования дела Йоркширского Потрошителя Питера Сатклиффа, которого вызывали на допросы несколько раз, и безрезультатно. Только потом его совершенно случайно арестовал дорожный патруль при обычной проверке документов. Полиция запросто может выглядеть в глазах общества продажной, агрессивной, даже деспотичной. Но вот глупой она выглядеть не должна. Это подорвет народную веру в силу Закона и будет дурно влиять на общественный правопорядок. А поскольку вину за Потрошителя свалить было не на кого, полиции пришлось-таки менять принципы и подход к работе своих отделов, которые доселе состояли из бездарных новичков, чем и гордились. Частью этой оптимизации и стала база данных ХОЛМС.

Для того чтобы внесенные данные мог использовать любой сотрудник, загружать их надо в правильном формате, выделяя и помечая все важные детали. И разумеется, насчет Сент-Джона Джайлза у меня в этом плане еще конь не валялся. В свое оправдание очень хотелось напомнить Стефанопулис, что отдел, в котором я числюсь, состоит всего из двух человек, причем второй только-только научился пользоваться кабельным телевидением, не говоря уж об интернете. Но боюсь, она это и так знала.

– Конечно, босс, – ответил я. – Вам известно имя жертвы?

– Джейсон Данлоп. Член клуба, журналист-фрилансер. Он забронировал одну из спален на втором этаже. В последний раз его видели на пути туда. Это было в двенадцать с небольшим, а сразу после трех его обнаружила одна из дежурных ночных уборщиц.

– Время смерти?

– Примерно между тремя четвертями первого и половиной второго, учитывая обычную погрешность.

Пока патологоанатом его не вскроет, погрешность может варьироваться на целый час в любую сторону, подумал я.

– Есть в нем что-то необычное? – спросила сержант.

Можно было не спрашивать, что именно. Я вздохнул. Очень не хотелось опять приближаться к трупу, но я присел на корточки, чтобы хорошенько рассмотреть лицо. Его не искажала гримаса, но подбородок был плотно прижат к груди, а рот, соответственно, закрыт. С лица успело исчезнуть всякое выражение, и я подумал: сколько же он просидел вот так, зажимая ладонями пах, пока не умер от кровопотери? Сперва я решил, что никакого вестигия на нем нет, но потом ощутил – едва-едва, от силы на сто миллитявков: запахи портвейна и патоки, вкус нутряного сала и чад горящих свечей.

– Ну? – спросила она.

– Не вполне, – наконец ответил я. – Даже если его атаковали с помощью магии, то сделали это не напрямую.

– А можно как-то без этого слова? – скривилась Стефанопулис. – Лучше «орудием неясного типа».

– Как скажете, босс, – пожал я плечами. – Только может оказаться, что «орудие неясного типа» тут совершенно ни при чем.

– В смысле? У бабы зубы между ног – это что, по-вашему, «ясный тип»?