Луна с правой стороны, или Необыкновенная любовь (сборник)

Я сел. Рядом со мной поместился и он, вахмистр. Коляска, наверное, была старой, подержанной, закачалась из стороны в сторону, заворчала на свою судьбу. И я слышал, как вахмистр даванул её каблуком сапога и как крикнул: «Не скули, скоро сдам на слом».

— Так вы спецом теперь? — любопытствовал я.

— Да, спецом,— промычал вахмистр и толкнул в спину кучера. Кучер дико взмахнул руками, крякнул как-то по-гусиному:

— Га-а! — и лошади взвились на дыбы, рванули и пошли пис'aть по селу, мимо гумён, через сад и прямо на Крутое,— это гора такая у нас есть,— и на большак…

— Как же, эту гору я хорошо знаю: она от меня тридцать вёрст,— сказал Евгений и тяжело завозился на стуле, вытер платком вспотевшее лицо.

Гости, оставив пиво, внимательно слушали Андрея. А Андрей играл, быстро шевелил над столом пальцами, тень от пальцев прыгала и металась на стене. Андрей, жарко дыша, говорил:

— По большаку мы не ехали, а вихрем летели, так, что над нашими головами стоял страшный шум и свист, словно тысячи всевозможных голосов слились в одни поток, и этот поток гнал нас. В ушах стоял гул и свист. Я обратился к вахмистру, а вахмистр, ощерив редкие зубы, подталкивал в спину кучера и что-то рычал.

— Позвольте вас спросить,— обратился я,— что такое так сильно над нами шумит и свистит?

Вахмистр повернул голову в мою сторону, ощетинил, рыжие усы, задвигал редкими зубами:

— Этого вам не надо знать!

— Это почему? — возмутился я.

Вахмистр ещё больше ощетинил усы и заскрипел зубами.

— Почему?!

— Да,— ответил я и тоже повернул лицо в его сторону и оскалил зубы. Вахмистр хрипло рассмеялся, похлопал ладонью меня по колену:

— Простите,— говорит,— я и забыл, что вы герой, и то, что вы дали мне тогда покурить.

И громко захохотал, даванул палкой в спину кучера. Кучер крякнул:

— Га-а! — и лошади рванули, вытянулись — и всё замелькало.

Я чуть было не вылетел из коляски.

— Держитесь! — крикнул мне вахмистр.

Я уцепился за край коляски. Свист и шум далеко остался позади и там жалобно подвывал:

— Вфью... Вфью...

Но вот лошади пошли тише, и шум и свист через несколько минут снова нас нагнал и потоком залил.

— Так кто же это шумит?— спросил я вторично.

— Кто шумит? — переспросил вахмистр.— Ведьмы.

— Ведьмы? — удивился я.— Да откуда они? Да разве теперь водятся ведьмы?

Вахмистр снова рассмеялся:

— Теперь-то? Теперь-то их гораздо больше,— и он поднял голову и указал: — Видите, их сколько!

И, действительно, ведьм был целый рой. Несколько штук пронеслось низко-низко над нашими головами. Одна даже немного задела меня помелом.

— Не поднимайте высоко голову, а то глаза вышибут,— сказал сердито вахмистр.

Я склонил голову, втянул её в плечи, спрашиваю:

— Ведьмы?

— Да,— ответил вахмистр и строго сказал,— тут из каждого села и из каждой деревни по одной штуке.

— Куда они летят? — спросил я.

— Куда?

— Да,— ответил я и ещё раз взглянул кверху, а ведьмы шумят и свистят.

— Осторожнее! — закричал вахмистр.— Летят они никуда: нас провожают. Они сейчас вернутся обратно...

— А мы? — перебил я вахмистра.

— Мы — в Москву.

— В Москву? — удивился я и посмотрел в лицо вахмистра.— Это зачем?

Вахмистр не ответил. Он был в эту минуту страшно задумчив и как-то особенно сверкал глазами.

Мимо нас летели поля, реки, озёра, леса, сёла и деревни, а сколько их пролетело, мне неизвестно.

— Вот и Москва,— промычал вахмистр и стал охорашиваться.— Сейчас въезжаем в Калужскую заставу.

И верно, показались трубы заводов и фабрик и маковки церквей, а главное, трепыхающиеся огни: они то пропадали, то вновь появлялись.

Перед въездом в заставу шум и свист отстал и был далеко позади, и только летело нам вслед прощальное:

— Вфью... Вфью...

Но вот и это «вфью» пропало, и над нами, вместо чёрных лохматых пятен, робко заиграли маленькие точки звёзд, и мы влетели в Москву...

Один из гостей стукнул стаканом о бутылку. Андрей вскинул голову, потёр виски и снова заиграл пальцами.

По стене от пальцев опять запрыгала тень.

Кто-то сказал:

— Тише.

Хозяин пивной вышел из-за буфета и, облокотясь на него спиной и отставив вперёд брюхо, внимательно слушал, и, когда Андрея перебили, он прохрипел:

— Тише!

В пивной было и без этого тихо, разве только нарушала тишину беспокойная канарейка в жёлтой клетке.

Евгений тоскливо обвёл глазами гостей, жирную фигуру хозяина и тоже сказал:

— Тише!

А затем грубо хозяину:

— Уберите птицу, она шумит.

Хозяин не двинулся ни одним мускулом. И только было качнулся в левую сторону Пётр, но, встретившись с маленькими бледно-зелёными глазками хозяина, немедленно восстановил своё первое положение и прошептал, вернее, прошелестел себе под нос:

— Тише!

— Да, пожалуйста, потише,— сказал Андрей и задёргал плечами, а когда кончил подёргивать, заговорил:

— Полетели по Москве.

— К ресторану «Хоровод»,— крикнул вахмистр кучеру и толкнул его в спину палкой.

Кучер взмахнул головой и выдавил:

— Га-а!

И мы были у «Хоровода». Я вежливо обращаюсь к вахмистру:

— Товарищ вахмистр, вы знаете, что в Советской России рукоприкладство отменено и, кажется, очень строго карается?

Вахмистр довольно серьёзно посмотрел на меня.