Луна светит безумцам

— Остынь, парень, — примирительно заговорил вожак. — Паркер, которого ты знал десять лет назад, сейчас бы уже копыта откинул, а ты и подавно. Благодаря мне ты при деньгах, баб и дури сколько душе угодно, так что хорош вякать.

— Черта с два, — взъярился Плосконосый. — Лана права. Ты спекся. Мы немедля кончим сукина сына.

Я напрягся и приготовился сигануть. Лучше пусть пристрелят при попытке к бегству, чем при попытке притвориться спящим.

— Наз-зад! — отрубил Паркер.

Шарканье ботинок, глухое ворчание, скулеж. Плосконосый пыхтел от напряжения, поскуливал, крепился, а Паркер прижимал и прижимал его к полу, как заправский борец. Наконец Плосконосый рухнул на колени. От него за милю несло потом и пивным перегаром. Я почти заставил себя расслабиться, чувствуя и на своем лице капли холодного пота.

Плосконосый хныкал где-то внизу. Паркер рыкнул на него:

— Говорил же, слабак. Еще варежку разинешь, на людях или втихаря — не важно, и я сожру твое сердце.

Тон, которым была произнесена угроза, внушал поистине суеверный ужас. Кажется, ничего особенного — тон как тон, равнодушный и спокойный, почти скучающий, будто речь шла о починке карбюратора, однако мороз по коже продрал даже меня. Раздался какой-то скрежет, и Плосконосый, не сдерживаясь, завыл от боли. Вой тут же перешел в щенячий визг. Паркер бросил его и отошел на пару шагов.

— Вставай и позови ребят. Пусть возвращаются, пока не взошла луна. У нас сегодня отменная жрачка, а если Марконе не станет полюбезнее, то жрачки будет еще больше.

Я слышал, как Плосконосый долго возился на полу, прежде чем подняться. Ноги у него заплетались. Он медленно проковылял в кабинет и закрыл дверь. Я ждал, что Паркер вот-вот испарится и я смогу продолжить начатое. Так нет же. Испаряться он явно не торопился.

Проклятие.

Время поджимает. Стоит дождаться общего сбора ликантропов, и мне конец. Числом задавят. Не-ет, уж если давать деру, то прямо сейчас, немедленно.

Черт, я все еще связан. Пока развяжусь, Паркер подоспеет. Я только что слышал, как он расправился с парнем вдвое сильнее себя самого. Хорошо помню прогулку по его подсознанию. Там гнездится угрюмая, злобная тьма, что питается магической энергией и несгибаемой силой воли. Он вполне способен голыми руками порвать меня на куски, причем в буквальном смысле. Хуже всего, что он так и сделает, если я не перехвачу инициативу…

Попробовать свести его с ума? Сполна поквитаться за биту и скотч и расчистить путь к спасению? План не идеальный, и ежу понятно; вожак может опередить меня на раз-два. И тем не менее кто не рискует, тот не пьет шампанского.

Я поднял голову, чтобы видеть ликантропа, стоявшего в полутьме, и заговорил:

— В твоем возрасте вредно так кипятиться. Отвлекся бы. Книжку, что ли, почитал…

Он застыл от неожиданности, а потом напружинился, как рассерженный кот, и резко обернулся ко мне. Молчал, молчал, глаза пучил. Наконец расслабился:

— А-а… Жив. Ну-ну.

— Не нукай, не запрягал. Спасибо, поспать дали.

Паркер оскалился:

— Да не за что. Часика через два оприходуем тебя. В лучшем виде.

Нормальный человек лужу бы со страха напрудил. Я только вздрогнул.

— Всегда пожалуйста. Жаль, твои ребята бить толком не умеют. Одно беспокойство.

Паркер уже вовсю ржал:

— А у тебя есть мозги, малыш. Так и быть, я их не трону, а вот за Лану не ручаюсь.

Пожалуй, так дело не пойдет. Вместо того чтобы показать вожаку, где раки зимуют, я его веселю. Смешно ему, видите ли. Зайдем с другого бока…

— Как колено?

Он попритих, глазки сузил.

— Твоими молитвами. Дай срок, луна появится — моментом заживет.

— Эх, надо было выше целиться.

Паркер скрипнул зубами:

— Поезд ушел, малыш.

— Веселись-веселись, пока веселится. Я слышал, ты не в фаворе у собственных ребят. Похоже, не одной Лане хочется отведать жидких мозгов старого пердуна…

Откуда взялся этот здоровенный ботинок, ума не приложу? И главное, хрясь сбоку по башке, как кувалдой. Если в я руки за спиной не сцепил, завалился бы конспирацией наружу.

— Не умеешь тихо сидеть, чародей?

— А что я теряю? Мне за авторитет не держаться. Конечно, будь я таким же вонючим маразматиком…

— Заткнись! — прорычал Паркер. Во мраке его жутких зрачков полыхнул зеленоватый огонь, и вожак со всей дури пнул меня в живот. Я чуть легкие не выплюнул. Беседовать стало затруднительно.

— По утрам небось разогнуться не можешь. И аппетит не тот, и реакция. Да и силенка тоже, а? Вот и отыгрываешься на старых псах вроде Плосконосого. К молодым-то подступиться кишка тонка? — хрипел я.

План работал как часы. В идеале теперь он должен либо выскочить из ангара, чтоб успокоиться самому, либо сгонять за чем-нибудь тяжелым, чтоб успокоить меня, либо притащить бобину скотча, что тоже требовало отлучки. Вопреки моим ожиданиям, Паркер никуда не побежал. Он крутанулся на пятках, подобрал железную трубу и занес ее над головой.

— К чертям собачьим этого Марконе! — взревел вожак. — И тебя, чародей хренов!

Под поношенной майкой обозначились чудовищные мускулы. В глазах засветилась неистовая ярость, и оскалился он так, что связки на шее вздулись, будто судовые канаты.