И потом… Несмотря на наши размолвки, Мерфи не перестала быть моим другом, или лучше сказать, несмотря на события последних дней, я не перестал быть
Я тоже не могу похвастаться стерильными руками… Один плюс — они развязаны. Дела мои не ахти, и чем дальше, тем хуже. Пора уже и о магии подумать, иначе не выбраться из передряги.
Я медленно-медленно вздохнул и переключил внимание на кучу инструментов и железяк, сваленных на верстаке метрах в шести от меня. Стянул воедино нити воли и невиданное прежде давящее чувство, густо замешанное на смутных ощущениях. Сосредоточился на желаемой цели. Я хотел поднять эту кучу деталей и обрушить ее на Паркера, Марконе и Хендрикса, превратить ее в своеобразную пулеметную очередь. Оставалось лишь молиться, чтобы ни одна сотворенная «пуля» не задела самого создателя. Не хватало еще застрелиться ненароком. Если кто-нибудь из присутствующих отдаст концы, Белый Совет устроит мне аутодафе за нарушение Первого Закона. Но черт побери! Я не собирался подыхать на бетонном полу в Богом забытом гадючнике.
Голова взорвалась атомной бомбой. Я загнал боль вглубь, сконцентрировался и выдохнул:
—
Накопленная энергия с тихим шелестом покинула меня и устремилась к намеченной цели. Железяки на верстаке запрыгали, задребезжали… и попадали на место.
Глаза горели, слепли от изуверской боли. Я со свистом втянул воздух и склонил голову на грудь, едва удерживаясь, чтобы не завалиться набок и не потерять единственное преимущество. Они думают, я связан. Пусть и дальше думают… Святые угодники! Я хрустнул зубами, запихивая крик обратно в глотку. Грудь вздымалась, дыхание давалось с неимоверным усилием.
Я сморгнул выступившие слезы, разлепил веки и увидел Марконе. Пожалуй, он последний человек на земле, перед которым я мог так по-идиотски облажаться. Уж кто-кто, а он не имеет права знать, что магия порой дает осечку.
— Интересно, — задумчиво протянул Марконе, глядя то на верстак, то на меня. — Похоже, вы здорово перетрудились. Впрочем, предложение остается в силе, мистер Дрезден. С другой стороны, вы же понимаете, ваше здоровье, равно как и ваша жизнь, меня ничуть не занимают. Я буду вынужден оставить вас мистеру Паркеру и его людям. Откажетесь сотрудничать — умрете.
Я смотрел в упор на самодовольную рожу, готовясь выплюнуть проклятие. К дьяволу этого ублюдка со всеми подручными! К дьяволу его вежливость и вечные Улыбочки! Ненавижу таких, как он. Строят из себя достопочтенных джентльменов и не колеблясь рушат чужие жизни, втаптывают в грязь человеческие судьбы. Главное, бизнес идет, остальное — побоку. Если мне суждено здесь окочуриться, я постараюсь отвесить Марконе проклятие, пред которым померкнут самые мрачные легенды болтунов-эльфов.
А потом я случайно взглянул на Паркера. Он стоял поодаль, с подозрением уставившись на Марконе. Слова проклятия замерли на устах. Я склонил голову, пряча лицо. Идея! Ура!
— Он все равно умрет, — прорычал вожак. — Это моя добыча! Ты не заберешь его. Уговор…
Марконе выпрямился.
— Не начинай, Паркер, — сказал он. — Я всегда получаю, что хочу. Мистер Дрезден, последняя попытка.
— Так не пойдет, — уперся вожак. — Он мой. Ты получишь его только мертвым.
Паркер завел руку за спину, словно у него там чесалось. Я украдкой глянул на кабинет. Плосконосый, никем не замеченный, съежился за полуоткрытой дверью. Отлично!
— Тебе незачем беспокоиться, Паркер, — говорил Марконе. — Он отверг мое предложение и погибнет.
Я поднял голову, изо всех сил стараясь сохранить бесстрастное выражение.
— Давай ручку.
У Марконе отпала челюсть, физиономия вытянулась. Мелочь, а приятно.
— Что?
Кажется, он не верил своим ушам. Я повторил, произнося каждое слово почти по слогам:
— Дай мне ручку, и я подпишу контракт. — Я зыркнул в сторону Паркера и прибавил погромче: — Что угодно, только не эти животные.
Марконе вышел из ступора и полез в карман. Он не отрывал глаз от моего лица, ожидая, что я ненароком выдам свои истинные намерения. В мозгах у него зашкаливало.
Паркер взревел во всю глотку и швырнул в Хендрикса обрезок металлической трубы. Хендрикс уклонился с неожиданной для его комплекции проворностью, вскинул на изготовку ружье, но тут из-за укрытия выскочил Плосконосый и прыгнул на телохранителя. Они покатились по полу, вырывая друг у дружки ружье.
— Чародей мой! — прорычал Паркер и бросился на Марконе. Тот ловко увернулся (змея в дорогущем костюме), в руке блеснул кривой нож. Неуловимое движение, и запястье Паркера окрасилось алым. Вожак завыл.