Луна, упавшая с неба. Древняя литература Малой Азии

Мысль о смирении земного царя перед богом, насылающим чуму, объединяет молитвы Мурсилиса во время чумы с книгой «Исход» в ветхозаветной древнееврейской литературе (ссылки на последнюю книгу в той же связи часто встречаются и в новейшей литературе вплоть до проповеди Пайлу в «Чуме» Камю). Сходство усиливается и из-за совпадения самих обстоятельств: Мурсилис говорит о египетской чуме, позднее пришедшей к хеттам. Согласно изложенному в молитвах Мурсилиса взгляду, перекликающемуся с идеями ветхозаветной древнееврейской литературы, за грехи отца может ответить и сын, и рано или поздно возмездие приходит. Не только эти мысли молитв (в которых можно видеть отдаленный прообраз соответствующих мест Ветхого завета), но и особенности их формы (образные уподобления, как в притчах), обнаруживают разительное сходство не только с ветхозаветной, но иногда и с новозаветной литературой. В этих молитвах, близких к позднейшим религиозным учениям Востока, отчетливо выражена мысль об ответственности человека перед потомством и историей. Но, как и в более ранней среднехеттской молитве во время чумы, Мурсилис пытается вызвать сочувствие богов, убеждая их: чем меньше останется в живых людей, тем меньше будет жертвоприношений, и боги станут голодать. Слишком простым объяснением этого совмещения философских раздумий с наивными доводами в молитвах Мурсилиса было бы само по себе вероятное предположение, по которому писец добавил к философским притчам царя-мыслителя перефразированную цитату из старого текста. Сам Мурсилис II, как и все другие цари новохеттского времени, был оплетен сложнейшей сетью архаических обрядов, окружавших священную личность царя. Каждый шаг царя, мельчайшие бытовые подробности его жизни, подчинялись строжайшим ритуалам.

Мурсилис II или писец, сочинявший от его имени, развили жанр летописи (анналов), намеченный еще Хаттусилисом I в древнехеттской литературе и продолжавшийся в среднехеттской («Летопись Тудхалияса»). От имени Мурсилиса составлены два варианта его собственной летописи и летописи его отца Суппилулиумаса. Составитель летописи Суппилулиумаса II и Мурсилиса II проявил себя как выдающийся писатель-историк. В ряде случаев он выходит за рамки однообразного официального перечня военных побед и ритуальных поездок царя и сообщает поучительные сведения (например, о сватовстве вдовы фараона и об общественном строе племен каска).

К жанру царских анналов близка автобиография Хаттусилиса III (1283–1260 гг. до н. э.) — одна из первых автобиографий, известных в мировой литературе (из предшествующей традиции можно назвать только более древнюю автобиографическую надпись из Алалаха в Северной Сирии, что на двести лет старше автобиографии Хаттусилиса III). Не раз отмечалось сходство автобиографии Хаттусилиса III с ветхозаветной историей Иосифа. В ряду таких произведений хеттской литературы, где (как в «Летописи» и «Завещании Хаттусилиса I» или в молитвах Кантуцилиса и Мурсилиса II) внимание сосредоточено на самом авторе, автобиография Хаттусилиса III выделяется особенно индивидуальным характером содержания и формы текста. Как и новохеттские переводы хурритских поэтических текстов, автобиография насыщена заимствованиями из лувийского языка, что могло бы свидетельствовать о передаче живой речи автора. На этот же вывод наталкивают и сравнения Хаттусилиса (когда он говорит, например, что запер врага, как свинью в хлеве). Но именно на примере этого текста можно видеть, в какой степени писцы новохеттского времени были во власти литературных штампов, унаследованных от далеких времен истории хатти. Цель автобиографии: прославление хурритской богини Иштар — Шаушки; культ этой богини был нововведением Хаттусилиса III и его жены царицы Пудухепы. По мысли автора, вмешательство Иштар все время помогало Хаттусилису и оправдывало его действия, достаточно сомнительные и с точки зрения обычной нравственности, и с позиций хеттского правосознания. Но эта мысль о покровительстве новой богини изложена дословно в тех же самых выражениях, в каких за четыреста лет до того составитель летописи Хаттусилиса I описывал, как ему покровительствовала «его госпожа» — хаттская и древнехеттская богиня Солнца города Аринны: она так же «держала его за руку» и устремлялась перед ним в битве. Особенно любопытно, что автобиография начинается формулой славословия богини, выделяемой среди других богов. Эта формула воспроизводит древнехеттскую передачу соответствующих обрядовых выражений ритуальной поэзии хатти.

Некоторые из самых поздних хеттских исторических текстов, например, рассказ о морском сражении за Кипр, производят впечатление стилизации под древний текст. Возможно, что такие тексты переведены на клинописный хеттский язык с иероглифического лувийского. Проблематично, в какой степени новохеттский язык (уже сильно изменившийся по сравнению с древнехеттским) оставался обиходным живым языком Хаттусилиса, не говоря уже о периферийных областях империи.