«У Яна Чэнфу было четверо сыновей. Все они до сих пор преподают тайцзи в Гонконге и на Гаваях. Для нынешних времен их мастерство очень даже неплохое, но, сравнивая их с предшественниками, можно только глубоко вздыхать.
Один из учеников Яна Чэнфу — Чжэн Маньцин (1901–1975) — достиг высочайшего уровня для нашего времени.
Однако Чжэн всегда напоминал ученикам, что точно так же, как для них велико его мастерство, для него было велико мастерство его учителя. Он демонстрировал, как никто не мог положить на него руку, но сам он не мог увернуться от пальца Яна Чэнфу или стряхнуть палец, когда тот его уже коснулся».
К этому можно было бы добавить лишь то, что сам Ян Чэнфу не представлял ровным счетом ничего в сравнении со своим отцом, Ян Цзянем, который, в свою очередь, был слабым эхом легендарного Яна Лучаня.
Если вас не убеждают примеры из истории тайцзи, возьмем развитие каратэ. Скажите, кого из лучших теперешних мастеров можно поставить рядом с Тётоку Кьяном или даже с не столь давно канувшим в царство теней Ямагути Гогэном? Шагнув еще глубже в прошлое, мы поднимаемся на следующую ступень мастерства и видим имена Мацумуры Сокона, Кодзё Уэката, а уж совсем в тумане мерцают неведомые нам китайские реликты, передавшие крохотную частичку информации ученикам-островитянам. Такая же картина наблюдается во всех без исключения направлениях и школах. Насколько непостижимым для нас является искусство Морихэя Уесибы, настолько же великим для него самого было мастерство его учителя Такеда Сокаку.
Список можно продолжать до бесконечности, но вывод останется тем же: самое большее, что мы в состоянии делать, — это сохранять с минимальными искажениями наследие ушедших времен.
* * *
Итак — практика формальных комплексов дает возможность отработки техники в ее чистейшем, эталонном виде, развивает культуру перемещений, учит сосредоточению в движении и ставит ритмичное дыхание. В итоге все вместе создает каркас мастерства, своеобразную форму в смысле некоей внешней оболочки, которая собирает воедино разрозненные приемы и связки и накладывает на них неповторимый стилевой отпечаток, что позволяет передавать навыки и знания другим поколениям. Само по себе воинское искусство подобно воде и, строго говоря, едино и неделимо ни по каким признакам. Но сохранять и передавать воду как есть, саму по себе, никто не в состоянии, так как для этого требуются сосуды. Стили, школы и направления как раз выступают в роли таких сосудов, каждый из которых имеет свою собственную форму, не похожую на прочие, а форма эта определяется оригинальными, регламентированными комплексами стандартных (для данной школы) действий. Форма без содержимого лишена смысла, отсутствие же формы приводит к расползанию, растеканию мастерства, сколь заоблачных высот оно бы ни достигало.
Крайние, а потому особенно зримые, проявления неразрывности формы и содержания мы то и дело встречаем в повседневной жизни. Посмотрите, как схватываются, будто кумушки за чаем, дюжие мужики на автобусных остановках или в пивной. Ярости и физической силищи — хоть отбавляй, но без формы весь их пыл пропадает впустую, выливаясь в безобразные сцены с криками, оскорблениями и хватанием за грудки. Как сказал в какой-то книге один персонаж, старый дед: «Цельный день, как кочета, бьются, а ударов нетути».
Обратный случай прижился на чемпионатах по восточным единоборствам, где в разделе ката большинство участников демонстрируют абсолютно безжизненные, лишенные наполнения формы, заученные явно бездумно и удручающие своей пустотой, что немедленно проявляется в кумитэ. Вероятно, почти каждый любитель «востока» отмечал про себя труднообъяснимые метаморфозы стилевых особенностей и различий. В показательных программах всякая школа ярко преподносит свою неповторимость, и даже неискушенный зритель легко отличит Чань-цюань от Таэквондо, а знатоки радостно дифференцируют Кёку-синкай и Вадо-рю. Но подходит время схваток — и вот уже нет ни тех, ни других, ни третьих, все просто дерутся в каком-то усредненном кикбоксерском стиле, и лишь редкие участники очень высокого уровня явно придерживаются заявленной школы. Так отсутствие упомянутой целостности содержания и формы оборачивается потерей то одного, то другого — в зависимости от ситуации.