То же происходит и в тэнкай, и в тэнкан — формирование ступни осуществляется до переноса на нее веса тела, после чего остается лишь довернуть поясницу и принять новое положение. Если учесть, что малозаметные колебания ступни не пугают противника, а зачастую вовсе проходят мимо его восприятия, неудивительно, что последующий разгром застанет его врасплох.
О превращении искусства в безыскусность трудно сказать что-либо определенное. Не существует методик и техники перехода из одного состояния в другое, и человек обычно не замечает этого момента, поскольку такового попросту нет. Если во всех остальных случаях постепенное накопление материала рано или поздно дает прорыв, скачок, мгновенное превращение количества в качество, когда неуклюжее еще вчера движение внезапно обретает чеканность новой монеты, то с перемещениями и позициями дело обстоит совершенно иначе. Здесь мы имеем процесс в самом прямом смысле этого слова, и ни о каких революционных переменах говорить не приходится. Как северный мглистый день постепенно сменяется сумерками, а те, в свою очередь, незаметно переходят в ночь, так необходимость и желание выполнять стилевые формы стоек и перемещений вытаивает незримо и тихо, словно лед в стакане воды. Просто в какой-то момент вы осознаете, что для успешной реализации той или иной техники вам абсолютно незачем принимать специальную позицию или располагать руки и ноги особым образом. Перед лицом грозного противника вы становитесь свободно и спокойно, но никто не сможет определить вашей стойки, потому что вы и сами этого не знаете.
Наработанная с великим трудом боевая геометрия тела никуда не исчезает и не забывается, а лишь погружается в глубину обычных житейских движений, наполняя их своим светом и содержанием. Естественно, чисто внешне неопытный глаз нипочем не отличит одно от другого.
Всякий круг обязательно должен замкнуться, а все, что двигалось этим путем, возвращается к истокам. Хитроумная техника становится безыскусной, необычайно красивые, экзотические движения и приемы постепенно утрачивают мишурный блеск и становятся с виду примитивными и неуклюжими, повергая неискушенного зрителя в пучину скепсиса. А поскольку туманные чаньские изречения наподобие приведенных выше могут показаться не вполне убедительными, логично подкрепить наши рассуждения примерами, абсолютно понятными каждому, кто не раз убивал драгоценное время просмотром боевиков (автор, увы, преуспел в этом не хуже остальных).
В призрачном мире кино существуют два замечательно показательных образа, идеально воплотивших обе стороны медали — мыльный пузырь внешних форм с одной стороны и полнейший приоритет внутреннего и действительно эффективного — с другой. Речь идет о сногсшибательно красивой, зримой, размашистой, броской (и столь же пустой) кинотехнике блестящего Ж.К. Ван Дамма с его поперечными шпагатами и «вертушками» в сравнении с неуловимыми движениями Стивена Сигала, добравшегося на сегодняшний день, если я не ошибаюсь, уже до восьмого дана в айкидо. Говорили, что в начале съемок первого фильма даже были проблемы с режиссером, считавшим его технику слишком простой, малозаметной и непонятной зрителям. Сегодня начинающие актеры в обязательном порядке изучают сценическое фехтование, которое в огнях рампы выглядит просто блестяще, но доблестного шевалье Д’Артаньяна подобные упражнения наверняка повеселили бы от души. Поистине, театр и жизнь — вещи диаметрально противоположные.
Разумеется, чтобы слегка озадачить или ввести в заблуждение противника, совсем не вредно припасть к земле, скрючить пальцы куриной лапой и зашипеть, как мартовский кот. Вы можете даже закатить глаза, поднатужиться и ухнуть филином, но все эти шутовские трюки никак не должны касаться мира внутреннего, а тем более влиять на него. Только покой, тишина и великая Пустота (не путать с просто пустотой) допущены в сокровенные чертоги души, остальное пускай стучит в запертые двери.
В противном случае вам нипочем не высветить фонарем интуиции мрачных приготовлений неприятеля, и любое его действие станет для вас огорчительным (если не финальным) сюрпризом.
(Из «Гуань инь-цзы»)