Луна в Водолее

Пока, спохватившись, администрация не закрыла всю выставку, Окаёмов решил вернуться к портрету Ильи Благовестова, с которого, по уточнившим Мишкин рассказ словам Павла, начался совершенно особенный период в творчестве его погибшего друга.

Не искушённого в живописи зрителя в первую очередь привлекал образ историка, но, кроме сходства с находящимся в мастерской Алексея Гневицкого «Распятием», ничто не указывало на тождественность модели с каноническими изображениями Иисуса Христа — Лев Иванович это понял уже через две, три минуты после своего возвращения к портрету.

(Да, конечно, существовала знаменитая Туринская Плащаница: однако о запечатлевшемся на ней Лике Лев Иванович мог судить лишь по плохоньким — и, главное, являющимися в сущности негативами — репродукциям в популярных изданиях.)

А ещё через две, три минуты астролог также понял, что он совершенно не может сосредоточиться, что его возвращение к портрету историка — всего лишь неудачная попытка избавиться от охвативших его возбуждения и тревоги. Да даже и не тревоги, а, если честно, то непонятно: то ли благоговейного мистического ужаса, то ли элементарного животного страха — так не бывает! Сами по себе ни картины, ни рукописи не горят! Сколько бы зла или добра — сознательно или невольно — в них ни заложил творец!

По достигающим его сознания возбуждённым голосам окружающих Лев Иванович скоро сообразил: эти же чувства владеют сейчас всеми, собравшимися в главном зале, людьми — никто не говорил о живописи и графике Алексея Гневицкого вообще, а все толковали только о его самоуничтожившейся «Фантасмагории». И ничего другого, кроме того, что речи присутствующих сделались осмысленней и пространней, в сравнении с возгласами, прозвучавшими непосредственно на пожаре, Лев Иванович не услышал: споры велись в основном о том, поджёг? или — черт побери! — самовозгорание? Но в людном зале поджигателя обязательно бы заметили, что же до самовозгорания — это было бы откровенным чудом, чему сопротивлялось стихийно материалистическое мышление большинства собравшихся, включая очевидцев. Поэтому не только родилась, но и сразу возобладала компромиссная версия — эдакий неуклюжий гибрид: да, картина действительно загорелась сама по себе, но отнюдь не чудесным образом — ещё до открытия выставки, до того как залы заполнились посетителями, пробравшийся злоумышленник смазал её каким-нибудь огнетворным зельем. (К тому же, чрезвычайно пакостным зельем — воспламеняющемся на свету, но не сразу, а спустя какое-то время.)

И всё-таки…

…никакие здравые рассуждения о самовоспламеняющемся химическом реактиве не могли утешить астролога: никакая, к чертям, не химия! Нет, самое обыкновенное чудо! Не зря Павел упомянул некие, будто бы погубившие друга, Тёмные Силы!

Хотя… здесь явная неувязочка! Чтобы «дьявольскую», «богопротивную» «Фантасмагорию» взяли бы да уничтожили Тёмные Силы? Вздор! Бессмыслица! А впрочем… вдруг да картина друга настолько глубоко затронула тайную сущность Зла, что невольно разоблачила скрытые механизмы его воздействия? И эти Древние Силы — хотя бы из самосохранения! — вынуждены были вмешаться? Ведь для таящегося в заветных глубинах Зла нет ничего опаснее Света! Н-н-н-да… красивая версия, ничего не скажешь… но уж больно искусственная… чересчур сложная… зло, обыкновенно, намного проще… а сложным и завораживающим его представляют только его сторонники — вольные или не вольные, не суть… Какая всё-таки жалость, что он так и не увидел этой картины друга! И теперь — увы! — никогда уже не увидит! И ведь нашёлся гад?! Учинивший такую гнусность!

— Лев Иванович, ей Богу, не убивайтесь, — будто бы угадав мысли Окаёмова, заговорил подошедший Павел. — Эта несчастная «Фантасмагория»… да, в своём роде явление выдающееся… но всё же, поверьте, она не стоит вашей душевной скорби.

— Как это, не стоит?! — рассердившись на самозванного утешителя, с заметным раздражением ответил астролог. — Извините, Павел Савельевич, но, так рассуждая, мы действительно можем докатиться до средневековья! До костров из картин и книг! У Рэя Брэдбери — «451 градус по Фаренгейту» — помните? Ведь для того, чтобы начать сжигать картины и книги, вовсе необязательно объявлять крестовый поход против капитализма, коммунизма, фундаментализма, сионизма, католицизма или ещё чего-то! Нет! Достаточно закрыть глаза на «художества» втихую подкармливаемых властями различных молодёжно-маразматических объединений, всяких там «шагающих в ногу», «стоящих на голове», «национал-спасителей», «христиано-комсомольцев», «гитлер-большевиков» — и, пожалуйста! Через несколько лет по всей России запылают костры! На которых, как верно заметил Михаил, будут сжигать не только картины и книги, но и их авторов — этих, завербованных сатаной, распространителей лживой антиправославной идеологии! Этих, очерняющих светлое историческое прошлое России, еретиков, колдунов, масонов! Впрочем, Павел Савельевич, ведь вы же сами? Согласились с тем, что, когда размываются границы между реальностью и фантазиями, нельзя исключать возвращения самого мрачного средневековья?!