Луна в Водолее

— …обладает таким мистическим опытом, которым в состоянии поделиться с вами? Несмотря на свой скептицизм, признайтесь, Лев Иванович, в глубине души вы надеетесь именно на это?

— Хотел бы надеяться. Очень хотел бы. Увы, Павел Савельевич… К сожалению, я твёрдо убеждён: мистический опыт не передаётся. Знаете, все сочинения такого рода — от ветхозаветных пророков и «Откровения» Иоанна Богослова до «Розы мира» Даниила Андреева — убеждают меня только в одном: у их авторов мистический опыт был. Причём, потрясший их до такой степени, что они смогли создать гениальные поэтические произведения. Постойте… ну да, конечно! Всякий истинный художник имеет тот или иной мистический опыт! Даже — если сам его таковым не считает! Предпочитая употреблять более нейтральные термины: «озарение», «вдохновение», «наитие» и т. п…. Но, Павел Савельевич… мы, кажется, с вами снова… рискуем по уши увязнуть в отвлечённых религиозно-философских мудрствованиях! А мне, признаться, хотелось бы конкретнее поговорить о вашем Илье Давидовиче? Вы действительно считаете, что он способен поделиться своим мистическим опытом? Причём — напрямую? А не так, — Окаёмов указал на висевший перед ними портрет, — как, например, Алексей Гневицкий? Или всякий другой настоящий художник? Да — намекая на существование иной реальности, но… лишь намекая! Или я вас неверно понял?

— Поняли, Лев Иванович, верно… Илья Давидович — он, действительно, способен… Но вот сможет ли своим опытом поделиться с вами — этого я не знаю… Однако, Лев Иванович, я ведь этого и не обещаю… нет… предполагать — да, предполагаю… но обещать… с моей стороны это было бы непростительным хвастовством… в лучшем случае — глупостью…

— Разумеется, Павел Савельевич, этого вы обещать не можете. Для того, чтобы давать такие обещания, надо быть либо мошенником, либо дураком, либо… Господом Богом! Вы мне лучше скажите вот что… только — со всей искренностью… вы — лично — совершенно уверены, что у Ильи Благовестова есть мистический опыт?

При этом прямом вопросе лицо собеседника Окаёмова приняло торжественное выражение, и он ответил с холодноватой, «официальной», серьёзностью:

— Да, Лев Иванович, у Ильи Давидовича такой опыт есть. И более вам скажу… только, пожалуйста, не смейтесь… я убеждён, что Илья Давидович способен творить чудеса.

— Что-о-о?!

С ироническим изумлением протянул астролог. Ему сразу же расхотелось продолжать разговор с господином Мальковым, но взгляд Окаёмова вновь возвратился к удивительному портрету — если оригинал в сравнении с образом одухотворён хотя бы на одну десятую, надо быть идиотом, чтобы не искать с ним знакомства! — и, прощаясь с заспешившим домой собеседником, Лев Иванович поблагодарил социолога:

— До свидания, Павел Савельевич. Буду чрезвычайно рад встретиться с Ильёй Давидовичем. Большое спасибо за ваше великодушное приглашение.

Заговорившись с новым знакомцем, Лев Иванович не заметил, что за прошедшие полчаса случились немаловажные перемены: оперуполномоченный, убедившись в незначительности материального ущерба и опечатав дверь, отправился восвояси — возбуждённые фантастической гибелью картины посетители выставки собрались у сдвинутых в длинный ряд столов с бутербродами, мандаринами и питьём: водкой, вином, шампанским. Юра Донцов шепнул Окаёмову, что вообще-то это «фуршет» для всех пришедших на вернисаж, а настоящий банкет для «избранных» намечается после — в комнате на первом этаже. Заодно художник информировал Льва Ивановича, что героически бросившийся на спасение «Фантасмагории» Михаил находится сейчас именно там, ибо, страшно переживая гибель картины, употребил уже «более чем» и не в состоянии подняться сюда на «фуршет».

Взяв очищенный мандарин и бумажный стакан с шампанским, Лев Иванович, намереваясь освежить впечатление, направился к поразившей его «Цыганке» — картины на месте не было. Что?! Новые происки «запредельных» сил? Оказалось — нет: просто Валентина, отойдя от шока, с помощью Ольги и кого-то из знакомых художников сразу же сняла Дьяволицу-Лилит и, от греха подальше, увезла домой.

9

Обморок-сон, поразивший Марию Сергеевну, был хоть и очень глубоким, однако непродолжительным: женщина очнулась менее чем через час после того как, спасаясь от страшной атаки Врага, её ум оборвал всякую связь с действительностью. И это «короткое замыкание» оказалось спасительным — Лукавому пришлось отложить до другого раза свои гнусные происки.

К тому же, пробудившись, Мария Сергеевна с радостью обнаружила: почти всё, коварно налганное Нечистым, она будто бы и не помнит — нет, не то что бы совсем забыла, а как бы переместила в глубины памяти: туда, где, почти не мучая, самые ядовитые гадости могут лежать годами. Пожалуй, единственное, чего женщине так и не удалось схоронить, это тревожные мысли о развратной великореченской Афродитке — небось, торжествует, подцепив её непутёвого Лёвушку?! Воображает — сучка — что насовсем?