А, как известно, стоит лишь однажды завестись сомнениям… нет, веры отца Никодима — в её основе — эти сомнения не пошатнули, но в подробностях, но в деталях… В частности, однажды осенью девяносто шестого года на занятиях организованного им кружка по изучению Священного Писания отец Никодим вдруг увидел своих духовных дочерей не благостным взором пастыря, а проницательным взглядом врача-психиатра — и крайне смутился. До того смутился, что немедленно отправился в Сергиев посад, где под руководством своего наставника и духовника отца Питирима провёл две недели в строгом посте и молитвах, освобождаясь от бесовского наваждения. Кажется — помогло, но… считать все душевные заболевания проявлением одержимости — как таковыми их начал считать Извеков с момента своего обращения — с этой поры отец Никодим уже не мог. Иными словами, с этой поры в нём больше не засыпал врач-психиатр. Хотя — после двух недель в Троице-Сергиевой лавре — пробудившийся доктор почти перестал мешать священническому служению отца Никодима. Вот именно — почти…
…на том достопамятном собрании предположив у Марии Сергеевны тяжёлый параноидальный невроз, отец Никодим не без некоторой тревоги вот уже без малого два года наблюдал эту женщину: нет ли, не дай Бог, у неё тенденции к развитию параноидальной формы шизофрении? Само собой, как священник, отец Никодим горячо молился, чтобы женщину миновала сия чаша, но ведь неисповедимы пути Господни… И посему, выделив из круто замешанного на эротике сна Марии Сергеевны моменты блокировки на уровне «бессознательного», отец Никодим счёл это весьма тревожным знаком и почувствовал желание поговорить с женщиной как врач-психиатр — конечно, насколько это ему удастся. И — главное! — насколько такой разговор может пойти на пользу душевному здоровью Марии Сергеевны. Причём, душевному здоровью — во всех смыслах: и в узко психиатрическом — дабы у женщины не утратилась связь с реальностью — и в самом широком: когда душевное здоровье рассматривается как предпосылка к Спасению. А если учесть, что эти два взгляда во многом противоречат друг другу (ведь Спасение — это как раз и есть отрыв от земной реальности и обретение новой, высшей!), задачу, вдруг вставшую перед отцом Никодимом, следует признать очень нелёгкой.
В примыкающем к церкви скверике в полную силу цвела сирень, распускалась поздняя яблоня и было, по счастью, малолюдно — нашлась свободная лавочка. Усадив женщину, священник, собираясь с мыслями, минуты две-три походил по аллее и устроился рядом с Марией Сергеевной — но не вплотную, а на расстоянии вытянутой руки: совершенно необходимая дистанция для ответственного разговора, если расположиться ближе, то нельзя сосредоточиться ни на чём серьёзном.
— Знаю, Мария, грех… но это мой грех… представь, что ты сейчас разговариваешь не со священником, отцом Никодимом, а с известным психиатром Извековым.
Эти слова давались священнику с трудом, ибо, произнося их, отец Никодим как бы отказывался от служения высшему (духу) ради заботы о неизмеримо низшем — душе.
— И о своих эротических фантазиях (особенно о том, как ты с ними «воюешь») мне, пожалуйста, расскажи всё, что вспомнишь.
— Отец Никодим, но я, кажется, всё сказала… — ответила растерявшаяся Мария Сергеевна. — Вроде бы, ничего не забыла… И, слава Богу, пока на память не жалуюсь… Так что — на исповеди…
— На исповеди, Мария, само собой. На исповеди — ещё бы! Ведь исповедуешься ты не мне, а Богу. Но… понимаешь, Мария… у меня сложилось такое впечатление, что о чём-то — и важном! — ты всё-таки умалчиваешь. Нет! Не виню. Знаю — что бессознательно. Не отдавая себе отчёта. И всё-таки…
— Ну, отец Никодим, Враг, конечно, силён… может быть, и забыла что-то… но — вот вам истинный крест! — не нарочно.
Побожилась смутившаяся женщина.
— Не клянись, Мария! Не хорошо! Грех — ты же знаешь. Тем более — я ведь уже сказал: верю, что сознательно ты не обманываешь. Ты лучше не оправдывайся… ты лучше попробуй вспомнить… хотя… если блокировка… вряд ли тебе удастся… давай-ка, Мария Сергеевна, мы с тобой попробуем так… по ассоциации… всё, что придёт на ум… в связи со вчерашним сном… и не только… если мысленно перепорхнёшь куда-то — не останавливайся… даже — если тебе это будет казаться ничего незначащей ерундой… всё равно… лишь бы не прерывалась цепь…
(Стоит заметить, в бытность свою врачом-психиатром Никодим Афанасьевич ни в коей мере не являлся сторонником психоанализа — не из-за того, что это направление не вписывалось в рамки зверски идеологизированной советской медицины, а в силу своего клинического опыта. Однако, став священником и, соответственно, выслушав массу исповедей, Извеков изменил своё отношение к воинствующему безбожнику Фрейду: да, этот одержимый доктор сумел-таки заглянуть в тёмные глубины человеческого естества. Конечно, жаль, что не по Божьей воле, а скорей по Его попущению, но… он, отец Никодим, кто он такой, чтобы судить о намерениях и делах Творца?)
Не зная, что сказать доктору в ответ на его странное предложение, женщина поторопилась покаяться: