Рамон прикрывает глаза рукой, сжимает челюсти, а я делаю шаг назад. Мне почти не больно, потому что я действительно все решила. Но отойти дальше я не успеваю: меня перехватывают за талию так быстро, что в первую минуту становится страшно. Вдруг он снова меня от кого-то прикрывает! Но Рамон заключает мое лицо в ладони, а затем целует меня, властно раздвигая губы языком. Он подчиняет меня себе одним этим поцелуем, вытесняя из моей головы все мысли. Почти, потому что краем сознания я помню, что Рамон ранен, и мне нельзя ни оттолкнуть его, ни прижаться к нему теснее.
– Это что? – выдыхаю я, когда он отрывается от моих губ. – Отвлекающее мое внимание соблазнение?
Вместо ответа меня сграбастывают в объятия, тесно прижимая к своей груди и зарываясь лицом в мои волосы.
– Я рад, что ты цела, – звучит так проникновенно, что я почти уверяюсь в своей идее со соблазнением и отвлекающими маневрами.
– Наша дочь цела.
– Нет. Я рад, что цела ты. Там… на улице я думал только о тебе.
Действительно, Рамон сильно рисковал, когда толкнул меня на тротуар. От шока я могла не успеть сгруппироваться, и наша девочка пострадала бы. Только сработавшие звериные инстинкты защитили ее. А он говорит, что думал лишь обо мне?
– Если бы я не знала, что это невозможно, я бы решила, что ты пьяный.
– В каком-то смысле, это правда. Эта дрянь до конца не вывелась. Какое-то новое средство для вервольфов.
– То есть, ты протрезвеешь и перестанешь быть со мной откровенным? Мне срочно нужна Франческа и название этого чудодейственного препарата!
Я шутила, а вот он, кажется, нет.
– Два дня назад нашли лазутчика, который подбросил тебя ядовитую гаргу. Наемник, что скрывался на острове. Я предполагал, что это кто-то из островитян, кто-то из тех, кто продался. Но оказалось, он приплыл на лодке и прятался в джунглях. А еще был достаточно умен, чтобы не попадаться на камеры или удачно маскироваться под прислугу моего дома. Не зря такие как он называют себя безликими.
У меня по телу прошла дрожь.
– Кто он?
– Человек. Наемник. Один из лучших в мире.
И опять до мурашек. Не прижимай меня к себе Рамон, меня бы, наверное, затрясло.
– Что с ним случилось? Он… жив?
– Нет. Но предвосхищая твой вопрос – убил его не я. Эти сволочи не сдаются в плен. Я ошибся. Решил, что он единственный.
– Их много? – Мне это не нравится почти настолько же сильно, насколько ему.
– Не знаю сколько, и это, как вы, легорийцы, говорите, бесит.
Пальцы Рамона сжимаются на моих волосах: не больно, но ощутимо, а сам он отстраняется, напряженно вглядываясь в мое лицо.
– Я был уверен…
– Не вини себя, – перебиваю я, кладу руки ему плечи. – Думаю, кто-то очень сильно хочет меня убить и не жалеет для этой цели людей и ресурсов. Но почему – вопрос уже к тебе.
Рамон морщится то ли от боли, то ли от того, что нужно что-то мне рассказывать и объяснять.
– Не волноваться у тебя все равно не получится? – уточняет он с надеждой.
– Сложно оставаться спокойной, когда в тебя стреляют, – шучу я с нервным смешком. Вот так попадешь под пули и начнешь хихикать вместо нормально смеха. Но вервольф снова заключает меня в объятия, гладит так ласково, без подтекста, что мой смех перерастает во всхлипы, а всхлипы в слезы.
К счастью, Рамон не из тех мужчин, что теряются при виде женских слез. А может, он просто понимает, что мне это сейчас нужно. Его поглаживания, слова утешения, милые словечки на вилемейском. Я действительно успокаиваюсь, насколько вообще это возможно в подобной ситуации. Но аромат Рамона, его присутствие позволяют пережить ужасные воспоминания о нападении.
– Не со мной тебе стоило создавать пару, – его голос звучит хрипло, будто с надрывом.
– Согласна, – хлюпаю носом я. – Предки умеют удивлять.
Теперь очередь Рамона смеяться. Он дотягивается до салфеток на тумбочке между койками и подает мне.
– Это точно. Они выбрали не самый удачный момент твоего появления в моей жизни.
Я не специально выбираю момент, чтобы звучно высморкаться, но это именно то, что я думаю о его словах!
– Звучит не очень романтично. То есть подожди они пару лет, ты бы мне обрадовался?
Ха-ха! Три раза ха-ха.
– Статус верховного старейшины сделал меня абсолютно циничным.
– Это, – я неопределенно киваю, подразумевая все произошедшее, и нападение, и наемников, – из-за того, что ты старейшина?
Рамон отбирает у меня скомканную салфетку и ловко швыряет ее в корзину в углу, точно баскетболист.
– Этот враг гораздо более давний, чем моя работа на Союз. Можно сказать, он причина, по которой я вообще выбрал быть старейшиной. Ради обладания ресурсами, чтобы его выследить.
– Но не поймал.
– Как видишь.
В моей голове не укладывается, как можно прятаться от самого Союза. Если только…
– Это кто-то из Волчьего Союза, да?
Взгляд Рамона вспыхивает, но не от гнева, в нем загорается уважение пополам с восхищением и… Возбуждением? Хм, не знала, что божественный возбуждается от моих умных теорий!
– Зря я тебя недооценивал. С самого начала.
– Снова считаешь меня шпионкой?
– Нет. Мне повезло, что ты на моей стороне.