— Некоторым род лучше не продлевать, — открытым текстом нахамила я коннику. Вопреки его отвратительному высокомерию, внешность мне нравилась всё сильнее. В рассветных лучах, жесткая линия подбородка стала чётче, узкие скулы и покрытые темной щетиной щеки притягивали взор. Хотелось провести пальцем по колючей, загорелой коже, обрисовать упрямые губы, потрогать ямочку на правой щеке, убедиться, что она и правда есть.
Жаль, что он чванливый гордец.
Не прощаясь, я отправилась восвояси.
— Смерть, вот что ожидало б вас в пустыне, карима.
Я не обернулась. Но не принять этот вызов я не смогла.
Вероятно, я заглотила наживку, которую закинул мне кочевник.
Плевать.
Это будет весело.
*Хримгма — крепленое фруктовое вино.
**Урмари — уздечка, которая растет вместе с ребенком, дорогая и качественная, она служит поколениям.
***Карима — красавица.
****Роштар — мелкий лиловый цветочек, дающий на удивление много ароматического масла дивного аромата.
*****Древо породы — родовое древо, лошадиная родословная до 77 колена.
Глава 15. Легче всего место под солнцем уступается в пустыне
Лагерь участников пробега венчал шатер Тана.
Огромный, окрашенный в цвета танского рода, он словно крупный аметист в венце Арунаяна, выделялся среди прочих самоцветов, одна из его сторон поднялась в тот момент, когда мы с Тумой проезжали мимо. Невысокий, полноватый мужчина, в драгоценных одеждах, внешне ничем не выделялся среди бедуинов и туарегов таброна, но небывалая мощь, исходящая от него, подавляла. Карим Арунаян, Тан Расаяна, шестой эмир южных земель в новейшей истории был сильнейшим магом.
И судя по тому, какие ощущения вызывала во мне его сила — некросом.
По древнему обычаю Тан должен первым поприветствовать гостя, в том случае если он проигнорирует всадника, или не дай Великие отвернется, конник будет покрыт позором до скончания его жалкой жизни. Я не ожидала приветствия. Чужестранка на отверженной кобыле. К тому же не алталирской породе. Такие как Тума редко участвуют в Великих забегах, в этот раз шариахов лишь трое, Тирбиш, сын Тамира участвует на Джасире, лучшем жеребце их табуна. История его породы была прописана в книге Аруганаса*.
Если Джасир войдет в тройку лучших, тем паче победит, ему разрешат случку с Саванай, трети берилием во владении Тана Арунаяна. Денежный приз Тамира не интересовал, а вот возможность начать новую ветвь породы — очень. Хатальлам, как и Буруваз принадлежали Тану Арунуяну, но несмотря на то, что такие ценные жеребцы должны были управляться лучшими, высокородными конниками у властителя степи был лишь один законный сын. Азам.
На одном из жеребцов будет он, на другом, бастард от наложницы. И хотя в Расаяне границы меж законными детьми и потомками от рабынь были стерты, здоровое соперничество между мужчинами никто не отменял. По словам того же Тирбиша, правитель не выделял сыновей, отдавая им равные доли любви, меняя местами наездников, тусуя жеребцов под конниками. И каждый раз новая победа была сюрпризом.
Свою заявку я сделала в последний момент, старый таурег, принимающий взносы на отрез отказался, и, если бы не заступничество кровного брата я бы могла смотреть, но не участвовать. Списки одобрялись самим правителем, и видимо моя скромная персона вызвала его интерес, потому как когда я поравнялась с шатром эмира тот поприветствовал меня, выделив средь конников.
Спасибо, князь, теперь на моей спине красуется огромная мишень, каждый участник будет теперь считать своим долгом уделать мою кобылку, и меня за одно.
Едва я привела себя в порядок, смахнула пыль и расположилась в скромном шатре, как у входа появился слуга правителя. Подобострастно кланяясь, он просил дозволения сопроводить меня в танский шатер, как только я буду готова. Переодеваться в платье я не стала, хотя оно у меня было, я просто сменила блузку и сапоги. Надеюсь, эмир не ожидает меня в платье наложницы, потому что его ждет большой сюрприз.
Огромный шатер с несколькими уровнями, множеством укрытых от посторонних глаз помещений, укрытый дивно вытканными коврами, был великолепен. Запах сандала, тая и фруктового табака витал в воздухе. Повсюду стояли чеканные подносы, заменяя низкие столики, десятки разноцветных подушек, вышитых, украшенных бисером и драгоценными камнями валялись в искусственно созданном беспорядке, шелковые и шифоновые драпировки превращали походную палатку в дворцовые покои. Мой взгляд дольше всего на одно мгновение задержался на доске с шахом.
Фигуры были в игре, назревала цесская рокировка, но шанс спасти ситуацию у красных был.
— Смотришь на карты, Долор? — отвлек меня от созерцания Тан Арунаян, и только тогда я увидела рядом с доской — разобранную колоду. — Любишь играть?
— Нет, милостивейшей. Я не азартна.
— Это ложь, — засмеялся тот, затягиваясь кальяном, и обдавая меня розоватым, грушевым дымком. — Ведь в Великом пробеге ты ставишь на карту самое ценное, что есть у тебя — жизнь.