Лунатики

Только тяга к мистическому должна была оставаться, во всяком случае, у какого-то восприимчивого меньшинства, и теперь маятник качнулся в противоположном направлении: от плотского экстаза до состояния не от мира сего. В наиболее часто рассказываемом варианте легенды Орфей выглядит жертвой вакхической ярости: когда он потерял свою жену, Эвридику, окончательно, то решил навсегда отвернуться от секса, фракийские вакханки растерзали музыканта, голова Орфея плывет по реке Эврос, но продолжает петь. Вся эта история звучит как предупреждение, но растерзание и поедание живого бога с его последующим возрождением является лейтмотивом, который в орфических учениях возвращается уже на совершенно ином смысловом уровне. В орфической мифологии, Дионис (или же его фракийская версия, Загрей) – это прекрасный сын Зевса и Персефоны; злые титаны разрывают его на куски и съедают его, за исключением сердца, которое попадает к Зевсу, и Дионис рождается во второй раз. Виноватых поражает молния Зевса, и из оставшегося от них пепла рождается человек. В результате поедания божественной плоти титаны обрели искру божественности, которая передалась человеку; но вместе с ней и гнездившееся в титанах отчаянное зло. Только человек в силах искупить этот первородный грех, очистить себя от злого наследия, ведя праведную жизнь и выполняя определенные обряды аскезы. Таким образом, он способен освободиться от "колеса перерождений" – его собственного заключения в последовательных животных и даже растительных телах-формах, которые представляют собой плотские гробницы для бессмертной души человека – и вернуть себе утраченный божественный статус.

То есть, культ Орфея чуть ли не в каждом аспекте был прямой противоположностью культу Диониса; да, он сохранил имя бога и какие-то элементы легенды, только акцент во всем этом был смещен, все приняло иное значение (этот процесс повторится в другой поворотной точке религиозной истории). Вакхическая техника обретения выплеска эмоций посредством яростного цепляния за "Здесь" и "Сейчас" заменяется отказом от этого с прицелом на жизнь после смерти. Физическое опьянение заменяется опьянением ментальным; "сок, что течет из лозы, чтобы дарить нам радость и забытье", теперь служит только лишь сакраментальным символом; в конечном итоге вино будет принято христианством вместе с символическим поеданием убитого бога и другими основными элементами учения орфиков. "Я умираю от жажды, дай мне напиться водами памяти", - гласит сих с золотой орфической таблички, намекая на божественное происхождение души: теперь целью становится не забытье, но память о знании, которым ранее обладал человек. Даже отдельные слова меняют свое значение: "оргия" уже не означает вакхический разгул, но религиозный экстаз, ведущий к освобождению от колеса перерождений. Подобным развитием становится преобразование плотского соединения Царя и Суламифи в мистическое единение Христа и его церкви; ну и, уже в более поздние времена, сдвиг значений таких слов, как "восторг" и "изнасилование"[23].

Орфизм был первой универсальной религией в том смысле, что она не рассматривалась в качестве племенной или национальной монополии, но была открыта для всех, кто соглашался с ее принципами; и еще она очень глубоко повлияла на последующее религиозное развитие. Тем не менее, было бы ошибкой приписывать орфизму слишком интеллектуальной и духовной тонкости; орфические обряды очищения, являющиеся осью всей системы, содержат кучу самых примитивных запретов: не ешь мяса или бобов, не прикасайся к белому петуху, не глядись в зеркало рядом с источником освещения.

Но это именно та точка, в которой Пифагор придал орфизму новое значение; место, где религиозная интуиция и рационализм науки были объединены, синтезировав захватывающую дух оригинальность. Связью стало понятие катарсиса. Это было центральной концепцией культов Орфея, Вакха, Аполлона Делосского, пифагорейской медицины и науки; только везде оно обладало различными значениями и использовалось различными методиками во всех из них (то же самое мы наблюдаем и сейчас в различных школах современной психотерапии). Было ли что-то общее между сходящей с ума вакханкой и индифферентным математиком, лирой Орфея и таблеткой слабительного? Да: одно и то же стремление освободиться от различных форм порабощения, от страстей и напряженностей тела и разума, от смерти и пустоты, от наследия титанов в том, чем обладал человек – стремление заново зажечь божественную искру. Только методы достижения этого должны различаться в зависимости от личности. Эти методы должны разделяться по силе в зависимости от света в ученике и уровня его посвящения. Пифагор заменил панацею очищения души конкурирующих сект сложнейшей иерархией техники достижения катарсиса, чего ранее не было.