Лунатики

Но именно в этом месте необходимо сделать крайне важное различие. Европеец ХХ века с оправданными опасениями видит "низведение" окружающего мира, его собственных чувств и эмоций к набору абстрактных формул, лишенных цвета, тепла, значения и ценности. Для пифагорейцев же, наоборот, математизация опыта означала не обеднение, а обогащение. Числа были для них священными в качестве чистейших идей, лишенных телесности и эфирных; в связи с чем, брак музыки и чисел мог только облагородить их. Религиозный и эмоциональный ekstasis, порожденный музыкой, переводился адептом в интеллектуальный ekstasis, созерцание божественного танца чисел. Набор струн лиры стал пониматься как имеющий подчиненное значение, ведь они могли быть изготовлены из различных материалов, иметь разную толщину и длину, главное, чтобы соблюдались пропорции: ибо музыку порождают отношения, числа, расположение шкалы. Числа вечны, в то время как все остальное преходяще; числа отражают природу не материи, но разума; они позволяют осуществлять умственные операции самого удивительного и восхитительного вида без опоры во внешнем и грубом мире чувств – и именно так полагается действовать божественному разуму. Экстатическое созерцание геометрических фигур и математические законы – вот наиболее эффективные средства очищения души от земных страстей, и это же - принципиальная связь между человеком и божеством.

Ионические философы были материалистами в том смысле, что главный акцент своих познаний они делали на материале, из которого сделана Вселенная; пифагорейцы основной акцент делали на форме, пропорции и модели; на eidos[12] и schema[13], на соотношении, а не на членах отношения. Пифагор так же относится к Фалесу, как философия гештальта[14] к материализму XIX века. Маятниковые часы были запущены; их тиканье будет слышно в течение всего хода истории; их диск будет отклоняться от крайних положений "все является телом" и "все является разумом"; акцент будет смещаться от "вещества" к "форме", от "структуры" к "функции", от "атомов" до "моделей", от "частиц" до "волн" и обратно.

Линия, соединяющая музыку с числами, стала осью пифагорейской системы мира. Эта ось протянулась в обоих направлениях: с одной стороны – до звезд; с другой же стороны – до тела и души человека. Опорами, на которых оборачивались ось и вся система, были базовые концепции armonia: гармонии, и katharsis: чистки, очищения.

Помимо всего прочего, пифагорейцы были еще и целителями; нам было сказано, что "они применяли медицинские средства для очищения тела, а музыку – для очищения души". И действительно, одна из старейших форм психотерапии заключается в том, чтобы подвергнуть пациента диким звукам пищалок и барабанов, чтобы он неистово танцевал до полного истощения, а затем впал в подобный трансу, целительный сон – такая себе древняя версия шоковой терапии и снятия нервного напряжения. Но подобные жестокие меры были нужны лишь тогда, когда душевные струны пациента были не настроены – перетянутыми или ослабленными. И это следовало понимать буквально, пифагорейцы рассматривали тело как некий вид музыкального инструмента, где каждая струна должна иметь надлежащее натяжение; в котором должен быть выдержан надлежащий баланс противоположностей, таких как "высокое" и "низкое", "горячее" и "холодное", "влажное" и "сухое". Взятые из музыки метафоры мы до сих пор применяем в медицине: "тон", "тональный", "хорошо темперированный", "умеренность" – это тоже часть нашего пифагорейского наследия.

Тем не менее, концепция armonia обладает не совсем тем значением, которое мы приписываем "гармонии". Это не приятный эффект одновременно звучащих согласованных струн – в этом плане в греческой музыке классического периода "гармония" как раз отсутствовала – но нечто более суровое: armonia – это просто настройка струн в соответствии с интервалами шкалы и моделирование самой шкалы. Это означает, что равновесие и порядок, а не сладкое удовольствие, правят миром.

Сладости нет хода в пифагорейскую вселенную. Зато она содержит один из самых могущественных возбуждающих средств, которое когда-либо вводилось в человеческий мозг. Пифагорейские принципы гласят, что "философия – вот высочайшая музыка", и что высшая форма философии связана с числами: в конечном счете, "все на свете – это числа". Смысл этого, очень часто цитируемого утверждения, вероятно, можно перефразировать следующим образом: "все на свете обладает формой, все на свете является формой; и все формы можно определить с помощью чисел". И таким образом, форма квадрата соответствует "квадратичному числу", например, 16 = 4 Х 4, в то время как 12 – это продолговатое число, а 6 – число треугольное:

Числа рассматривались пифагорейцами как модели из точек, которые образуют характерные фигуры, словно на гранях игральных костей; и хотя мы пользуемся арабскими цифрами, ни в чем не похожими на эти точечные модели, мы все еще называем числа – "figures", то есть – "формы"[15].