Лунная дорога. Часть 2

Говорят, что перед смертью человек вспоминает все свои прожитые годы. Мне ничего не вспомнилось. Была только жуткая досада на собственную глупость, да еще почему-то Красовский с укором смотрел на меня.

Потом была боль. Раздирающая, острая, невыносимая. И слова «Машенька, Машенька, очнись, не оставляй меня!»

Когда боль немного утихла, я приоткрыла глаза. Передо мной была трава со следами рвоты. Я попыталась вздохнуть, но закашлялась. Легкие и горло жутко саднило, и единственное, чего я хотела – попить чего-нибудь теплого.

Меня рывком кто-то перевернул на спину, и я оказалась на твердых, явно мужских, коленях.

– Маша, тебе плохо? Что мне делать, скажи, ты же врач!

Хриплый испуганный голос был мне знаком. Переведя мутноватый взгляд на лицо держащего меня мужчины, я даже не удивилась, приняв это как данность. Красовский! На душе стало так легко: меня то ли блаженством накрыло, то ли я в эйфорию впала. Может, оттого, что избежала, казалось, неминуемой смерти, может оттого, что лежала на коленях у Красовского. И это мне нравилось.

Он осторожно потряс меня за плечи.

– Маша, ответь! Ты не могла сильно пострадать, я же тебя почти сразу вытащил!

Я открыла рот, но сказать ничего не смогла – жутко закашлялась. Меня снова тошнило, и Леха поддерживал меня, что-то успокаивающе бормоча. Потом я уткнулась лбом в его плечо, категорически не желая покидать столь удобное и теплое местечко.

Он обнял меня за плечи, плотно прижал к себе и принялся согревать, покачивая, как ребенка. Я уже немного пришла в себя и понимала, что сейчас услышу идиотский вопрос «какого лешего ты полезла в холодную воду да еще так далеко заплыла».

Ответа на него у меня не было. Если б я сама понимала, с чего мой хваленый здравый смысл отказал в столь ответственную минуту, было бы куда приятнее. А так чувствовала себя если и не круглой дурой, то где-то около того.

Красовский потянулся куда-то в сторону, и мои плечи окутала сухая футболка.

– Так что мне делать, Маш? – сказано было так, будто речь идет не о чем-то сиюминутном, а о глобальном, о жизни, к примеру.

– Ничего, – еле смогла выдавить из себя я, не узнавая собственный голос. – Сейчас пройдет.

Это было вранье, и Леха это понял.

– У тебя судорога была? Ноги свело?

Я кивнула. Он положил руки на мои икры и быстро их растер. Стало легче. Я даже не понимала, что не чувствую ног. Он велел мне посгибать колени, пощекотал ступни, отчего я дернулась, но не захихикала, потому что болело горло.

– Что ты со мной делаешь, Маша? – он прошептал мне это на ухо, щекоча кожу. Смеяться было больно, поэтому я чуть дернулась, отодвигаясь. – Я так тебе противен? – Красовский на мгновенье сжал меня, но тут же ослабил хватку. – А ведь я тебя люблю. До чертиков, до мути в глазах. Я как увидел, что ты тонешь, чуть не сбрендил. В себя пришел уже когда тебя на берег выносил. Как нырял и к берегу тащил, не помню.

В его голосе еще звучал пережитый ужас, и я утешающе ответила:

– Но ты же успел, любимый.

Он замер, не веря своим ушам. А в моей голове все звенело, слабость была страшная, ни о чем думать не хотелось. Да и не смогла бы я сейчас думать. Наверное, так и действует сыворотка правды, которой раньше в застенках пытали. Да и сейчас не брезгуют в определенных кругах.

– Любимый? – он прошептал это так, будто в ледяной воде побывал он, а не я. – Это ты так шутишь или… – он остановился, не в силах продолжать.

А что, все верно. Если не знаешь ответ, то надежда еще есть. Алексей уткнулся носом в мои волосы и странно запыхтел. Его тело закаменело, превратившись в твердый утес. Мне стало неудобно, и я попросила:

– Слушай, расслабься уже, а? Ну люблю я тебя, что в этом страшного? Или я чего-то не знаю? Может, ты уже женат и ребенок есть? – это меня напрягло, я попыталась спустить ноги вниз и подняться.

Он удержал, смешно хрюкнув.

– Нет у меня никого. Я в одну зазнайку влюбился, и мне больше никто не нужен.

Это он про кого, интересно? Мозги никак не желали соображать, и в голове все так же стоял непроницаемый туман. Слова доносились будто издалека, и рассудок воспринимать их отказывался.

– И кто это? – подозрительно спросила я, глубоко дыша, чтоб расправить легкие.

– Догадайся сама, – он обвел пальцем контур моего лица, чуток задержавшись на губах.

– Не знаю. Голова чугунная, – и почему я говорю то, что думаю? Нет, это надо немедленно прекратить.

– Тебя нужно везти в больницу! Сейчас же! – он хотел было вскочить, но я воспротивилась.

– Покажи мне три пальца! – потребовала и поудобнее устроилась на его плече, чтобы было хорошо видно.

Он в некотором недоумении показал мне пальцы. Я посчитала. Их в самом деле было ровно три.

– А сколько времени я пробыла под водой?

– Не больше минуты, а может, и меньше.

– Это хорошо. Сотрясения мозга нет. Это последствия кратковременного кислородного голодания. Да и воды я изрядно нахлебалась, – и опасливо осведомилась: – Ты меня сейчас ругать будешь?