– Изначально планировалось, что номер люкс займет Паулина. Она все-таки привыкла жить в условиях – не чета нынешним, поэтому изначально заказала себе люкс. Но из-за визита господина Голдберга люкс пришлось отдать ему. Даша позвонила Паулине, и та согласилась занять обычный номер – тот, в котором изначально должна была жить я. Я переехала к Елизавете, к счастью, та не возражала. Правда, чемоданы с реквизитом пришлось разместить не в моем номере, а в кладовке, и из-за этого я немного переживала. Все-таки я несу материальную ответственность за эти вещи.
– Так. – Макаров повел носом, как хорошая ищейка, идущая по следу. – То есть, после того как вы выгрузили реквизит, у вас не было возможности его контролировать?
– Нет, но Даша заверила меня, что это и не нужно. Мол, все обитатели усадьбы – люди приличные. Уж точно не украдут тряпки, пересыпанные нафталином, бутафорские пистолеты, ножи и прочую ерунду. Жаль, что кладовка не запирается, конечно, но чемоданы я закрыла на ключ.
– Маргарита Романовна, скажите, а среди вашего реквизита был металлический нож с широким лезвием и узкой резной ручкой? Вот такой. – Макаров достал телефон и показал костюмерше фотографию ножа, сделанную в таком ракурсе, чтобы было не видно, во что именно он воткнут.
Женщина посмотрела внимательно, но ничуть не волнуясь.
– Конечно нет! – уверенно сказала она. – У нас бутафорские ножи. Такие, знаете, пластмассовые, у которых при ударе лезвие уходит внутрь рукоятки – можно имитировать, что нож воткнули. А этот, судя по фотографии, настоящий. И какой-то… – она запнулась на мгновение, – необычный, что ли.
– Почему необычный? Нож как нож, – удивился Макаров. – Это сейчас все стальными пользуются, а у моей бабушки набор примерно таких ножей и был, с костяной ручкой.
– Не знаю. – Маргарита Романовна снова помолчала. – Мой брат просто одно время очень увлекался ножами, коллекционировал их. Тут на фотографии не видно лезвия, но если оно чуть изогнутое, сужающееся к концу, то я бы сказала, что это пчак.
– Что-о-о-о?
– Пчак, узбекский нож. Точнее, национальный нож среднеазиатских народов, им и узбеки пользуются, и уйгуры. Понимаете, уж больно у него рукоятка похожая, с орнаментом.
«Так, только национальных ножей нам и не хватало», – с тоской подумал Макаров, но пометку в своем блокнотике сделал.
– То есть, если я правильно вас понял, до того, как вы приехали в усадьбу, вы Сэма Голдберга никогда не видели и о его существовании не знали?
– Нет.
– Тогда почему вчера, во время ужина, вы так разволновались от рассказанной им истории?
Женщина пошла красными пятнами, вызывающе вздернула подбородок.
– Я не разволновалась, с чего вы взяли?
– Да бросьте, Маргарита Романовна! Вы то ли испугались, то ли расстроились, но от неожиданности даже выронили бокал с вином, а потом выбежали из зала, закрыв лицо руками. Так уж получилось, что я это видел. И сегодня, когда вы узнали, что Голдберг убит, то очень испугались, это тоже было совершенно очевидно тренированному глазу. А мой глаз тренирован, вы уж меня извините. Поэтому повторю свой вопрос: почему рассказанная вчера история так вас взволновала? Решили, что вы и есть та самая внебрачная дочь Голдберга?
Женщина снова закрыла лицо руками.
– Да, я так решила. – Голос глухо звучал из-под ладоней, тонких, изящных, с длинными пальцами и аккуратными ногтями красивой формы.
Костюмерша выглядела гораздо старше своих тридцати девяти лет, а вот руки у нее были неожиданно молодые, очень ухоженные. К таким рукам действительно очень подходили красивые крупные кольца, вот только сейчас их не было.
– Я так решила, – повторила она и отняла ладони от лица. Глаза были воспаленными, красными, но сухими. – Ненадолго, но все-таки вдруг поверила, что передо мной отец, которого я никогда не видела. Конечно, я разволновалась, потому что нашу семейную историю мама всегда рассказывала с грустью и радостью одновременно. Я выросла на ней, и на мгновение мне показалось, что ее можно оживить.
– Не будете ли вы любезны рассказать эту историю мне, – максимально корректно попросил Макаров. – Поверьте, Маргарита Романовна, я спрашиваю не из пустого любопытства. Погиб человек, и мне нужно понять, кто виноват, даже если ради этого мне придется немного потоптаться по чьей-то хрупкой душе. Истина – вещь грубая, даже циничная.
И женщина рассказала.
Ее мама училась в Литературном институте на переводчика. Она была отличницей и секретарем комсомольской организации, поэтому и была отобрана в группу, которая сопровождала иностранных гостей на официальные мероприятия. Американцы Олимпиаду официально бойкотировали. Их делегации в Москве не было, но отдельные спортсмены, выступавшие не под американским, а под олимпийским флагом, все-таки приехали, и поддерживающие их болельщики тоже. Так мама познакомилась с «идеологическим противником», в которого ее угораздило влюбиться.