Лунная Моль и другие рассказы

«Это новый материал, – пояснял Боб. – Поэтому я позволю себе сопроводить его комментариями. Сперва мы взглянем на эпизод из жизни Рихарда Вагнера, весьма самоуверенного и, время от времени, раздражительного композитора. Запись сделана в 1843 году в Дрездене. Летним вечером Вагнер отправился в театр, чтобы послушать новую оперу неизвестного автора под названием „Der Sängerkrieg“, то есть „Состязание певцов“. Он выходит из кареты перед входом в театр; он заходит в фойе; он занимает место в ложе. Обратите внимание, с каким достоинством он держится, каким властным взором он окинул зал и сцену! Начинается увертюра – послушайте!» Из громкоговорителя зазвучала музыка. «Обратите внимание: как ошеломлен Вагнер! Что его так удивило? Он слушает увертюру так, словно никогда ее не слышал. И он в самом деле никогда ее не слышал – только вчера он набросал первые такты этой оперы, которую собирался назвать „Тангейзером“; но сегодня, самым невероятным образом, он слышит эту оперу в окончательном варианте. Сегодня Вагнер вернется домой медленно, пешком, и, вероятно, будучи в расстройстве чувств, даст пинка своей собаке Шмутци… А теперь – другой эпизод. Запись сделана в 1880 году в Санкт-Петербурге, в конюшнях Зимнего Дворца. Украшенная слоновой костью золоченая карета выезжает, чтобы отвезти царя и царицу на прием в британское посольство. Обратите внимание на кучеров – строгих, одетых в роскошные ливреи, сосредоточенно выполняющих обязанности. Борода Маркса аккуратно подстрижена; бородка Ленина не так торчит, как на известных фотографиях. Выходит конюх, провожающий карету. У него в глазах знакомая доброжелательная искорка – большой хитрец, этот Сталин!» Экран еще раз погас и снова засветился; теперь на нем появилась городская улица, окаймленная по обеим сторонам автомобильными выставками-продажами и стоянками продавцов бывших в употреблении автомобилей. «Это один из проектов Шона Хендерсона. Четыре стоянки для подержанных автомобилей обслуживают люди, в других обстоятельствах проявившие таланты основателей наиболее популярных вероисповеданий – пророки и тому подобные деятели. Например, этот человек с проницательным, бдительным лицом, стоящий перед вывеской „Высококачественные легковые автомобили“ – Мохаммед. Шон проводит тщательные исследования, и на следующей вечеринке представит подробный отчет о своих беседах и сделках с этими четырьмя знаменитостями».

Алан Робертсон выступил вперед – не слишком уверенно – и прокашлялся: «Не хотел бы портить удовольствие присутствующим, но боюсь, что у меня нет другого выхода. Никаких дальнейших „попоек чудаков“ не будет. Вы забыли о наших первоначальных целях, причем невозможно не заметить, что многие эксперименты отличаются бесполезным легкомыслием и даже жестокостью. Вас может удивить такое внезапное решение с моей стороны, но я размышлял над этим вопросом уже несколько дней. „Чудаки“ стали развиваться в очень нездоровом направлении. Вполне можно представить себе, что ваша деятельность через некоторое время превратится в нечто вроде уродливого нового порока – что, конечно же, никоим образом не согласуется с нашим первоначальным идеалом. Уверен, что любой разумный человек, если он хотя бы ненадолго задумается, согласится с тем, что настало время остановиться. На следующей неделе вы можете вернуть мне полученные вами переходы – кроме тех, которые ведут в миры, где вы постоянно проживаете».

«Чудаки» вполголоса бормотали. Некоторые бросали ненавидящие взгляды на Алана Робертсона, другие невозмутимо брали со стола больше хлеба и мяса. Боб подошел туда, где сидели Алан и Дюрэй, и произнес без каких-либо признаков раздражения или волнения: «Должен сказать, Алан, что твои увещевания отличались деликатностью удара молнии. Я даже представил себе Иегову, поражающего падших ангелов примерно в том же духе».

Алан улыбнулся: «Чепуха, Боб, не надо преувеличивать. Никакого сходства с богом-громовержцем я в себе не вижу. Иегова поражал отступников во гневе; я накладываю ограничения, проявляя добрую волю, с тем, чтобы мы снова могли сосредоточить усилия на достижении конструктивных целей».

Боб откинул голову назад и рассмеялся: «Но „чудаки“ отвыкли от работы. Мы хотим только развлекаться. И, в конце концов, что тебя настолько возмущает в наших невинных удовольствиях?»

«Ваша деятельность развивается в опасном направлении, – Алан говорил тоном, взывающим к разуму. – В том, что вы делаете, появился неприятный привкус, но все это происходит настолько постепенно, что для вас самих это, наверное, еще незаметно. Ну, например – зачем причинять страдания бедняге Вагнеру? Несомненно, имеет место безответственная жестокость – и все это только для того, чтобы позабавиться в течение нескольких минут? И, раз уж мы затронули эту тему, меня совершенно не устраивает то, как ты обошелся с Гилбертом и Элизабет. Ты причинил им обоим чрезвычайные неудобства, а в случае Элизабет – настоящие мучения. Гилберт в каком-то смысле отплатил тебе той же монетой, так что вы с ним почти в расчете».