Лунная радуга. Чердак Вселенной. Акванавты

А потом, неделю спустя, из соседнего лесничества прикатила винтогусеничная машина, и отец заставил его влезть в заиндевелый кузов — взглянуть на последствия добрых намерений. У него потемнело в глазах, когда он потрогал мертвое тельце Рубина, холодное и твердое, как полено… Рожденный в клетке не имел представления, как вести себя в зимней тайге, в которой ничего не смыслил. Зверька оторвали от сытной кормушки, а вместо нее дали свободу, в которой он не нуждался. “Свобода нужна тому, кому она нужна, — сказал отец. — Знакомство с будущей своей профессией ты начал с ошибки”. Освободитель забился в самый темный угол гаража и просидел там весь вечер. “Ты уже знал, что жестокость — это очень нехорошо, — сказал отец. — Теперь ты знаешь, что можно убить милосердием”. Да, теперь он это узнал. Он сидел в темноте, и слезы капали ему на руки, горячие слезы на озябшие пальцы. Плакал и видел себя руководителем селекционной лаборатории на Луне. У него был шикарный белый скафандр, сверкающий блестками желтых и пурпурных катофотов^*, с эмблемой биологов. Отчетливо видел уютную звероферму в оборудованном под оранжерею лунном цирке, сочную зелень, черное небо и жгуче–йодистые лучи солнца, ослабленного светофильтровой защитой, пахнет фиалками, и никакого запаха со стороны вольеров и клеток, и никаких клеток, а просто красные соболи среди незнакомых растений, сто рубиновых соболей, и всю эту сотню красавцев он решает отправить в подарок отцу, родной звероферме, и вот серебристый биоконтейнер везут к лунодрому на платформе многоколесного вездехода, но по пути какой–то мальчишка (тоже в белом скафандре) из жалости к пленникам выпускает их на бугристой равнине Моря Спокойствия, и они гибнут без воздуха все до одного…

— Пожалуйста, — прошелестел над ухом голос медавтомата, — сделайте полный выдох в приемник газоанализатора.

Андрей нащупал трубку приемника, дунул — внутри прибора взвизгнули пленки мембран. Он чувствовал: медосмотр тянется дольше обычного.

В первый прилет Луна поразила его обыденностью ландшафтов. Они оказались такими, какими он их представлял себе в детстве. Или почти такими. Быть может, поэтому всякий раз его искушала идея: выкроить время и побродить в одиночестве по каменистой равнине где–нибудь вдалеке от столичного мегаполиса. В скафандре, расцвеченном катофотами. И всякий раз, покидая Луну, он сожалел, что снова как–то не выпало случая осуществить эту свою пустяковую в принципе, но не очень простую по исполнению прихоть. Прихоть туриста. К услугам туристов — роскошные гостиницы в столичном центре и “блуждающие отели” вне мегаполиса. Коттеджи, шале и бунгало в обеспеченных воздухом зонах каньонов, ущелий, цирков, террас. Наконец — галерейные поезда, экскурсионные вездеходы и катера. Все что угодно — пожалуйста. Кроме скафандров” Скафандры современных вакуум–лунных моделей высшего класса на спецучете в контрольных органах службы космической безопасности, и пользуются ими только те, кому положено. Он не был туристом, но и прямого отношения к работам на лунной поверхности не имел.

Далеко не все правила лунного быта ему нравились. Однако не было среди них более тягостного, чем обязательный трехсуточный “арест” в зоне спецкарантина СК-1.

Для членов семей косменов^*, оторванных друг от друга работой на разных объектах, администрация Совета по освоению Внеземелья внедрила так называемый “совпадающий график рабочего и отпускного цикла”.*Что и говорить — хорошо, удобно: гарантированный для супругов отпуск в три с половиной месяца на Земле плюс примерно два месяца времени, набегавшего в лунной столице по “совпадающему графику”. Но, бывало, синхронность прилета и отлета супругам не удавалась, и отсрочка свидания действовала им на нервы. Обидно, конечно. Выйдешь, допустим, из спецкарантина, а твоя половина, только что прилетев, предположим, с Меркурия, начинает томиться в зоне СК первые сутки. Нет повести печальнее… И ничего не остается, кроме взаимных телевизитов. Можно, правда, проникнуть в предзону СК и посмотреть друг на друга сквозь стеклянную стену. А если во время свидания дашь понять медикологам, что готов разнести эту стену в куски, к тебе, пожалуй, и выпустят на час–другой твою Джульетту в пленочном медскафандре с волочащимися сзади вентиляционными рукавами. Можешь обнять ее гладкие, теплые под тонким эластиком плечи, поцеловать в стеклянную выпуклость гермошлема — будь оно проклято!.. Одного такого свидания им с Валентиной было достаточно, чтобы потом никогда не тревожить друг друга в дни карантина.