Лунная радуга. Чердак Вселенной. Акванавты

После посадки Фролов помог ему освободиться от гермошлема и, царапнув взглядом рысьих глаз, вежливо осведомился: “Желаете, юноша, поступить на учебу в наш вуз?” — “Конечно. Вот окончу школу — и сразу…” — “Ну, три года — это не совсем “сразу”… А если прямо сейчас? К первому сентября?” — “Разве… можно?” — “В общем — нельзя. В специальных случаях — можно”. В специальных… Он не верил собственным ушам. И только теперь дошло до него значение этого странного слова — “спецабитуриент”…

Раздеваясь в экипировочной, он услышал характерный свист родной “семерки”. “Потапов вернулся”, — пояснил он Фролову. Инструктор молча взглянул на него. Вбежал Олег, снимая шлем на ходу, и прямо с порога: “Ну, как первый полет?” — “Последний, — ответил Фролов. — Хотел тут неделю в вашей Каменке понырять — не вышло”. У Потапова вытянулось лицо. Фролов добавил: “Ты прав, его надо брать”. Олег просиял: “Ну, Андрюха!.. Я что говорил?! Самородок!” — “Стоп! Ты ему этим голову не забивай. У меня таких самородков в молодежной группе желторотого курса… знаешь сколько?” — “Радоваться должен”. — “А я и так радуюсь изо всех сил. И больше всего — перед встречей с родителями каждого самородка”. — “Надевай, Боря, свою парадную форму и топай. Ты лицо официальное, тебя бить не станут”. — “Спасибо, успокоил. Да, кстати… В полеты больше его не бери. Я запрещаю. Сложно потом переучивать”. Фролов перекинул полотенце через плечо, сунул под мышку ласты и, уходя, бросил виновнику этого разговора: “Салют, курсант!” Виновник, несколько ошарашенный происходящим, ляпнул: “Салют, Второй!” Олег с треском расстегнул на себе комбинезон. “Ты вот что, парень… Называй его командиром. Он теперь у тебя командир”. — “Я буду называть его Борисом Аркадьевичем”. — “Видишь ли, я еще не Отелло, а ты уже не Дездемона. Уловил?”

Вечером того же дня на улице Садовой поселка зверофермы в доме Тобольских царила тихая паника. После каждой фразы Фролова отец вскакивал с кресла, нервно прохаживался по гостиной и все твердил: “Ты только не волнуйся, Татьяна, последнее слово за нами”. Мать сидела неестественно прямо и, не замечая, что любимая ее белая оренбургская шаль соскальзывает на пол, молча переводила напряженный взгляд с отца на Бориса Аркадьевича и обратно. Фролов был великолепен в светлой парадной форме пилота с изображением головы орла на рукаве и эмблемой УОКСа на левой стороне груди (в центре голубого пятиугольника — пятиконечная звезда с золотым солнцем, в лучах которого парил альбатрос). Вложив кассету в приемник демонстратора стереотелевизионной стены, Борис Аркадьевич пил компот и давал пояснения кадрам из жизни Иркутского летно–технического вуза. Жизнь прославленного вуза была многогранной. На язвительные реплики отца Фролов отвечал обезоруживающе мягкой улыбкой, поддакивал: “Ну разумеется, судьба сына в ваших руках!” — и продолжал гнуть свое. А если в репликах начинали проскальзывать агрессивные нотки, искусно менял тему. Интересовался в основном проблемами пушного звероводства, обнаруживая при этом редкостную для авиатора эрудированность (недаром битых три часа выпытывал у своего подопечного подробности о занятиях родителей). Не обошлось без конфуза: кивнув на чучело ондатры, Борис Аркадьевич застенчиво признался, что бобров обожает с раннего детства. “Впрочем… — сделал он попытку сманеврировать, заметив отрицательно–сигнальный жест подопечного, — впрочем, я э-э… без очков. Это, кажется, выдра? — И окончательно угробил удобную тему дополнением: — Великолепный экземпляр пушной фауны!” Сигнализацию отец увидел в зеркале — сигнальщику было предложено “погулять в саду, пока беседуют взрослые”.

Провожая Фролова к взятому напрокат у начальника базы роскошному элекару, он услышал от Бориса Аркадьевича: “Думаю, все будет в порядке”. — “И я так думаю. Я своих родителей знаю…” Фролов посмотрел на него, забросил подаренное отцом чучело ондатры на заднее сиденье, сел за руль. Низ подставки чучела “украшала” ядовито–зеленая надпись: “Знатоку пушной фауны на память”. “Это что!.. — проговорил Фролов. — В аналогичных обстоятельствах навязали мне как–то в подарок роботронный буфет–самоход. Куда ни выйду — этот проклятый ящик за мной своим ходом… Решил я его утопить. Столкнул в Ангару — уплыл он. А потом случился у нас пикник на реке, по течению ниже. Вошел я в тайгу сухостоину для костра завалить, и вдруг откуда ни возьмись мой “утопленник”! Ступоходы мхом обросли, ящик — поганками. “Привет, — говорю, — кикимора болотная!” Он голос узнал, обрадовался да как припустит за мной, гремя посудой… Так что я из–за вашего брата в переплеты и посерьезнее сегодняшнего попадал. Я не в претензии, была бы польза. Ну… до встречи в Иркутске?” — “До встречи!” — “Салют, курсант!” — “Салют, Борис Аркадьевич!”