Дверь теперь ползет на меня. Из-за нее появляется Стас, улыбающийся во весь рот. Поднимается Алексей Чивиков, сидевший на корточках за диваном-кроватью. Стас протягивает лапу и говорит:
— Зажал, морж, новоселье.
— Да нет, да я…
— Хватит оправдываться. Мы человеки ушлые. Знакомься — Валя. Э, нет… Не пяль на меня глаза, не по адресу. Поздравления — Чивикову.
Стас, как всегда, говорит много и быстро.
Девушка протягивает мне холодные пальцы. Вежливо кивает.
Чивиков — нос кверху. Грудь колесом. Петухом ходит. Нравится ему, конечно, Валя. Очень нравится. Позднее, когда мы выпили, он спрашивал меня:
— Ты бы на ней женился?
А что ответить? Говорю:
— Она бы за меня не пошла.
— Почему?
— Тебя любит.
Доволен. Улыбка на лице не умещается.
Но разговор этот случился позднее. А когда я пришел, на столе высились шампанское и коньяк. И закуски лежали в тарелочках. И фужеры стояли и рюмки.
— Позови свою милую соседку, — говорит Стас. — Она охотно нас выручила посудой. И мы закатим пир на весь мир.
Я иду приглашать соседку, а думаю о том, что Стас и умнее, и ловчее, и хитрее меня, что он уже начисто выиграл этот вечер. Что никакого серьезного разговора не получится. Что я вообще не умею говорить серьезно. Такой вот я человек.
Стас сказал:
— Нет. Нет. Я за рулем не пью. Нарзан — другое дело.
Потом, когда я немного захмелел, попытался задеть Стаса. Слегка:
— Каждое дело нужно делать честно и на совесть. Все, что сработано иначе, не выдержит первого же шторма, затрещит по швам. Тогда большая беда будет.
— Правильно твой боцман говорил, но бескрыло. Видать, мужик он дельный, смекалистый. Но вот крыльев ему не хватает. Дельфин он, понимаешь…
— Не понимаю.
— Слышал, что ученые наблюдают за дельфинами, удивляются их уму. Говорят, дельфины полетят на другие планеты, на те, где океанов много. Но полетят только в том случае, если их пошлют люди. Пойми, милый Макс, не боцманы Шипки двигают человечество вперед.
— Но если боцманы воспитывают тех, кто двигает человечество вперед, почему же они дельфины?
— Действительно, почему? Один — ноль в твою пользу… Ладно, Максим… Продолжим наш разговор в другой раз. А сегодня… Сегодня мы пришли к тебе по делу. Валя!
Стас и я сидели на диване-кровати. И Валя подошла к нам и села рядом со Стасом.
— У нас к тебе просьба, — сказал Стас.
Суть ее состояла в следующем. Валя училась на актерском факультете в Государственном институте театрального искусства. Месяцев шесть назад ее пригласили сняться в кино. Роль была хорошая, главная женская роль. И Валя согласилась. Но просрочила отпуск, который ей предоставил деканат. И теперь у нее были серьезные неприятности в институте. И она хотела перейти во ВГИК.
— Поговори с Еленой Николаевной, — предложил Стас. — Она знает, как это делается.
— Фильм послезавтра принимает Главк, — сказала Валя. — Потом его можно будет показать во ВГИКе.
— Я поговорю с Еленой Николаевной, — согласился я. — Не знаю, что из этого получится, но обязательно поговорю…
— Спасибо, — сказала Валя.
Я проводил их до машины. Заурчал мотор. Стас кинул:
— Звони, старик. Не зазнавайся.
Красные огоньки, покачиваясь, уплывали в ночь…
Я не сердился на Стаса. Больше не было у меня на него злости. Хотя я точно знал, что Стас живет нечестно. Только вот какая-то жалость томилась под сердцем…
Глава седьмая
НАЗОВИ МНЕ СТОЛИЦУ ФИНЛЯНДИИ
Люди ждали автобус. А снег падал. И пока я возился с плакатом, пытаясь прикрепить его на дверях — доски были мерзлые и кнопки гнулись, — люди стали совсем белыми.
Продрогшая Ксеня, постукивая ботинком о ботинок, топталась на одном месте. Под мышкой она держала рулон с такими же плакатами, на которых были напечатаны биография кандидата в депутаты и его фотография.
— Сегодня обойдем двадцать квартир, — сказал я.
— Не говори «гоп», пока не перепрыгнешь…
Она была злая. Я спросил:
— Что-то ты без энтузиазма относишься к общественным поручениям?
— Я в прошлом году агитатором работала. Я знаю, что такое двадцать квартир…
Мы пришли в дом.
— Начнем сверху, — сказала она. — Сверху удобней.
— Я бы этого не сказал, — возразил я. — Начнем снизу. Все нормальные агитаторы начинают снизу.
— Бросим жребий, — сказала она.
— Будь по-твоему, — сказал я.
На самой верхней площадке дверь нам открыл старичок, невысокий, седенький.
— Здравствуйте, — говорю я.
— Здравствуйте, — отвечает старик.
— Мы агитаторы, — говорит Ксеня. — Разрешите войти…
Короткий коридор упирается в комнату. Старомодная кровать. Высокий шкаф. Круглый стол. На нем — тарелки и стаканы. На диване, распахнув веером мехи, лежит гармонь.
— Иванов Федор Иванович, — читает Ксеня. — Год рождения тысяча восемьсот девяносто пятый. Все правильно?
— Правильно… Буква в букву, — говорит старик.
— Иванова Авдотья Поликарповна. Год рождения…
— Нет такой, — говорит старик.
— Как нет? — удивляется Ксеня. — Нам в жилотделе список дали.
— Список — одно, дочка… Жизнь — другое… В списке Авдотья, может, и есть. А в жизни нет… Схоронил на прошлой неделе… — спокойно растолковал старик.