Лунная Ведьма, Король-Паук

Никто из них меня не замечает. Я не знаю, выбрала ли я это место какой-то своей частью, или это место выбрало меня, или же всему свое время, и теперь оно мне говорит: вот здесь, прямо здесь, и сейчас. Как странно: то, чего ты ждешь всю свою жизнь, вдруг берет и просто приходит к тебе в обыденной спешке. Это время самое подходящее, и он тоже, наверное, это чувствовал. Я шепчу свое имя и даю ветру – не ветру – метнуть его по воздуху. Возможно, так играет со мной моя голова, но я готова поклясться, что вижу, как мой голос летит вниз по этому холму и огибает неровность, чтобы добраться до него. До Аеси. Он, не мешкая, оставляет двух других и направляется ко мне. Я уже успеваю спуститься со склона, когда слышу позади себя мягкий стук копыт его лошади и его шаги.

– Твоя голова. Она для меня закрыта, – говорит он. Мне ему сказать нечего. – Я, видно, по ошибке принимал тебя за что-то… значительное.

«Однако прийти не преминул», – произношу я не говоря.

Я мечу в него два кинжала. Один он ловит быстрым броском, но второй от его руки ныряет вверх, вниз, вбок и затем сзади надсекает ему шею. С мертвенной улыбкой Аеси говорит что-то о том, как ему хотелось бы меня узнать, что я не похожа ни на кого, с кем он пересекался.

– Не то чтобы кто-нибудь из них дожил, чтобы внести лепту в изучение, – усмехается он.

Таким разговорчивым я его не припомню. А вот уже от слов к делу: земля подо мной начинает глухо трястись и надкалываться, а затем разрывается надвое. Я отскакиваю от края все расширяющейся пропасти, когда обломок от нее летит в меня. Я пытаюсь увернуться, но он задевает мне бедро и опрокидывает в грязь. Куски отламываются всё более крупные. Он мог бы ими меня раздавить, но тут ветер – не ветер – накрывает мою голову, и валуны рассыпаются в пыль, которую я тут же обращаю в смерч, чтобы его ослепить. Я подбегаю, пока он шарит вокруг, но он ловит мою руку, сжимает и с размаху швыряет меня оземь, вздымая облако пыли. Теперь в руке у него меч, вжикающий рубящими ударами, под которыми я быстро перекатываюсь. Мой ветер – не ветер – сбивает его с ног, повалив на спину. Я прыгаю на него, но меня в сторону откидывает дерево.

– Довольно фокусов, – бросает он, взмахивая мечом, а мне пинком отсылая мои кинжалы, и с ноткой бахвальства добавляет, что уже много лет так не разминался. Я не говорю, что это, должно быть, в первый раз с его последнего рождения – натыкаться на разум, который он не может проницать или считывать. Пользуясь моей секундной задумчивостью, он замахивается мне на голову. Я блокирую удар, но он сбивает меня с ног, и я снова качусь на землю. Теперь его замах низкий, а я тоже блокирую низом, отталкиваю его назад и бью сверху, но он там же парирует удар. Я пинаю его в живот, и он отшатывается ровно настолько, чтобы удержаться на ногах и броситься встречно, кружась как вихрь. Замах и удар слева – и я блокирую слева, замах и удар справа – и я блокирую справа; всё это только защитные удары, и он это знает, поэтому замахивается сильнее и быстрее, а я даю ветру – не ветру – перебросить меня ему через голову и наношу удар по лицу. Он вскрикивает, затем сплевывает, а затем смеется.

– Значит, жульничаем? – озорно спрашивает он, и в лицо мне прилетает ком грязи. Я не успеваю вытереть глаз, как его рука оказывается на моей шее, и у меня мелькает память: вот именно так в последний раз он хватал меня за шею.

– Я знаю тебя, – говорит он. – Но не помню твоего лица. Даже настоящего, что скрыто за этим, наносным.

Это приводит меня в ярость. После всего, что он сделал со мной, именно то, что он даже не помнит, заставляет меня вопить, и мой ветер – не ветер – сдувает его с меня. Я и раньше заходила и взрывала кого надо изнутри, могу делать это даже с кем-то, находящимся на большом расстоянии. Но, может, мне нужно сработать через касание, а иначе всё, что я получаю, это головная боль. Возможно, мое тело учится от старого, даже если оно новое. Он приземляется на склон холма, бормоча что-то о моем ветре.

– Это не ветер, – говорю я.

И тут открывается дыра, и меня засасывает. Я даже не спохватываюсь о ветре – не ветре, стремительно уходя всё глубже, глубже и глубже, мимо новых корней, старых, мимо слоя камня, слоя глины, и всё равно глубже, глубже, глубже. Ветру – не ветру – приходится выбирать между атакой и защитой, и он выбирает защиту, с барьером вокруг моей головы. И всё же подземелье засасывает меня куда-то в самые недра, потрескивая, сдвигаясь и просачиваясь, в то время как я иду вниз, вниз, вниз. Я пытаюсь заставить ветер – не ветер – рвануть во всю ширь, но он не покидает оболочку моей защиты. Он не нападает. Я засажена так глубоко под землю, но по-прежнему слышу этого аспида Аеси.