Лунное граффити

К телу прилипла похабщина

Кто знает где и когда

Но дневная жизнь его утрачена

Еще только без четверти одиннадцать, а вече­ринка уже выплеснулась на двор перед домом. Ми­мо идут приятели Джейка, Лео бьет с ними по ру­кам и ведет нас дальше.

На таких вечеринках двигаешься, как в беспо­койном сне. Люди проходят мимо, бормоча нечто бессвязное, потому что алкоголь из них уже со­чится. Дом вибрирует от жары и музыки, и те, кто завтра утром даже не вспомнит друг друга, сейчас знакомятся очень и очень тесно. Здесь все старше нас, и хотя со многими я знаком, варианты для от­ступления прикинуть не мешает. Зная, что выход есть, я чувствую себя спокойнее.

— Что за народ на этой вечеринке? — спраши­вает Люси, не сводя глаз с парней, словно вышед­ших из кадра сериала «Побег».

— Веселый, — отвечает Лео. — Повеселитесь немного, пока я переговорю с братом. Мы скоро вернемся.

— Веселый? — пытается перекричать музыку Люси. — Да я на что хочешь спорю, что вон то­го парня показывали на прошлой неделе в про­грамме «Останови преступника»!

Она права. Это он и есть.

— У тебя паранойя, — кричит в ответ Джезз и тянет Люси на танцпол. Дэйзи идет за ними, посы­лая воздушные поцелуи знакомым. Они ввинчива­ются в музыку, причем Люси танцует под сотню до­полнительных, слышных ей одной, ритмов. Пока Лео говорит с Джейком, я прикидываю, как через один из намеченных выходов доберусь до стены и нарисую девушку со снопом бешеных ритмов.

— Эд, — зовет Лео, и я иду поздороваться с Джейком, но почти сразу оставляю их вдвоем: пусть обсудят детали предстоящего дела. Возвра­щаюсь к Дилану и смотрю на танцующих девчо­нок. Толпа прибывает, кислород убывает, темень и запах пота сгущаются.

— Ты чего-то не в себе, — замечает Дилан. — Думаешь, у нас не выйдет?

— Да, думаю у нас не выйдет. Когда хоть одна извилина есть, в такие дела не лезут.

— У тебя есть извилина, — отвечает Дилан.

— Ты о чем?

— У тебя есть извилина. Почему ты полез в это дело?

— К твоему сведению, извилин у меня много. Но у меня счета не оплачены и нет работы.

— Мама с папой оплачивают счета, но поездку в Квинсленд они не оплатят, потому что я спус­тил деньги на игровую приставку.

— Подработай в «Макдаке», дубина!

— Я и работаю, только накопить не успею. А Дэйзи поедет и будет там без меня среди всех этих серферов. Ты же знаешь, им только одного надо.

— Словить волну? — говорю я, глядя на Люси.

— Можно и так сказать. Только пусть найдут свою.

Мы по-прежнему не отрываем глаз от танцпола.

— Серферы, наверное, в ее вкусе, — продолжа­ет Дилан.

— Тогда твое дело труба.

— Если постараться, я тоже могу стать серфером.

— Да? Серферы не носят рубашек в клетку. Они гладят джинсы и бреются дважды в день.

— Опрятный вид мне тоже нравится.

— И ради Бога. Но ты никогда не будешь прилизой.

— Дурацкое слово «прилиза».

— Верно, дурацкое, — соглашаюсь я. Мы опять смотрим на девчонок. Через некоторое время я говорю: — Не ввязывайся в это дело. Игра не сто­ит свеч.

— Стоит, — твердо говорит он. Его глаза на­правлены на Дэйзи, как два прожектора.

Последуй собственному совету, сказал бы Берт. Даже здесь, в грохоте ударных и клубах дискотеч­ного дыма, я отчетливо слышу его голос. Нет, Берт, ты ничем мне больше не поможешь. Ты умер, и мне крышка.

В тот день, когда он умер, я сделал граффити для него. Не на стене магазина, конечно, — это бы ему не понравилось. Рисовал в разрешенном месте, в конце Эдвард-стрит, рядом с доками. Ни­чего особенного не придумалось: обыкновенный портрет, и взгляд у Берта такой, как в те минуты, когда он пил пиво или объяснял мне что-нибудь. Только сам портрет — огромный: я хотел, чтоб его видели все пассажиры всех электричек.

Позже я привел туда Валери, и мы долго смот­рели Берту в глаза. Валери гладила его лицо и ко­сматые брови, а я отвернулся к реке. Вода за по­следнее время спала, потому что дождь выдохся, как история, которую рассказали.

— Дело мне придется продать, Эд, — заговори­ла наконец Валери, и я почувствовал, что мне жаль ее больше, чем себя. — Владелец хозяйственного магазина из пригорода уже несколько лет хотел выкупить у нас это место. Берт не соглашался. Хо­тел передать бизнес тебе.

— У меня бы все равно ничего не вышло, — сказал я, не отрывая глаз от реки.

— Вышло бы, и даже очень, — возразила она. — Но мне нужны деньги. Сделку оформят быстро, и они сразу переедут.

Я представил магазин без Берта и вдруг почув­ствовал, что во мне все засохло и внутренности скорчились в обезвоженном теле.

Вплоть до недавнего времени я часто приходил к портрету. Садился перед ним с банкой пива и рассказывал, куда послал резюме, какие картины посмотрел.

А потом стало ясно, что никакой работы мне не светит, и я перестал приходить. Кое-чего ста­рику Берту видеть не надо.

***

— Значит, так, — говорит Лео, вернувшись от Джейка. — В час ночи я беру фургон на Монте­гю-стрит. В три подъедем к школе. Обходы в два и четыре тридцать. Окно Дилан открыл, всего-то и надо, что перетаскать в фургон компы и все сто́я­щее из информационного центра и доставить Джейку.