Лунное граффити

— Джезз считает, что тусовки очень важны. Она готовится в театральный и говорит, что для актера такая вечеринка — просто находка. Вот только учит она монолог из шекспировской тра­гедии, ума не приложу, что можно почерпнуть у местной публики.

Где-то рядом слышен звон разбитой бутылки.

— Ну, если тусоваться здесь долго, кого-нибудь убьют, — предполагаю я. Люси смеется, что нравит­ся мне еще больше. Нравится, что рассмешил ее я.

— Я, наверное, пойду домой, — говорит она. — Теперь, когда Лео увлечен, Джезз не будет против. Как ты думаешь, он правда увлечен?

Мы с ней сейчас на одной волне, и мне не хо­чется говорить, что после матча с Эммой Лео на скамейке запасных. Он вообще с тех пор не гово­рит о девчонках. Когда та, что вам нравится, вы­зывает копов, поневоле уйдешь с поля.

— Может и так, — отвечаю я. — В любом слу­чае у нее есть Дэйзи. Вот уж не знал, что вы трое дружите.

— С недавних пор. Ты прав, Джезз будет не од­на, так что я пойду.

Мы сидим на диванчике минут десять, но мы очень далеко отсюда, и за все это время я ни разу не вспомнил, что на мели, что потерял Бет, что скоро попаду в кутузку.

— Надо найти Тень, — слышу я собственный голос и закрываю глаза под ладонью. Что ты се­бе думаешь? Эта девчонка разбила тебе нос. Она молчит. Я лихорадочно соображаю, как бы взять слова назад, а потом делаю вид, что вообще ни­чего не говорил. Помолчав еще немного, она от­вечает:

— И куда мы пойдем?

«Не посеешь — не пожнешь», — слышу я стар­ческий голос Берта. Убираю ладонь с ее глаз и смо­трю, как она мигает с непривычки.

— Ну, пара идей у меня есть. — Стараясь не вы­дать своей радости, оттого что она рада, я расска­зываю о граффити в старом депо и скейт-парке.

Люси обещает вернуться через минуту. Пока она разговаривает с Джезз, я пытаюсь понять, что делаю. Что бы там ни было, назад пути нет. Про­биваюсь к ним, хватаю Люси за руку, пока она не передумала, и толпа выносит нас обратно, к окну.

Снаружи, едва успев отдышаться, я вижу, как пе­реднюю дверь, не обращая внимания на целующу­юся парочку, штурмует Раф с друзьями. Чтоб его...

— Подожди секунду, я забыл сказать Лео одну вещь, — говорю я Люси.

Перед тем как исчезнуть в окне, я снова гляжу на нее. Она рассматривает небо, словно разгова­ривает там с кем-то.

Не теряя ни секунды, нахожу Лео на танцполе.

— Здесь Раф. Не подпускай его к Джезз.

— Я прослежу, — кивает Лео. — Не беспо­койся.

— Одолжи мне десять баксов?

Он протягивает деньги и спрашивает:

— Ты вернешься сюда в два тридцать?

Музыка переходит на техно, толпу качает в тран­се. Или выходишь из игры сейчас, или ты в ней. Старина Берт подсказывает: «Скажи “нет”», — но я не могу.

— В два тридцать, заметано, — говорю я Лео. — Помни, что Раф здесь.

Пробравшись к окну, я напоследок оборачива­юсь взглянуть на Лео. Трудно сказать, нравится ли ему Джезз, но в случае чего я бы поставил на «да».

Задание четвертое

Поэзия 101

Учащийся: Леопольд Грин

Любовь: Памятка

Помни

Любовь не вращает Землю

Секс ускорит вращение лишь на пару

секунд

В лучшем случае

Так да здравствуют чипсы, пирожки

с мясом и девочки в мини-юбках

Помни

Любовь

Накрывает сердце ладонями

И топит его

Под водой

Помни это

Когда улыбнется другая девчонка

Жду, когда вернется Эд, и впервые за этот ве­чер вижу настоящие, а не воображаемые звезды. Крошечные огоньки, догорающие вдали. Обвожу их пальцем и добавляю парочку НЛО. Когда де­нег не хватает, мама, папа и я играем в игру «До­рисуй что хочешь». Представь желаемое, Люси, потому что купить, наверное, не получится. Да я и не против, ведь на главное — стеклодувное де­ло, например, — деньги всегда находят. Ал гово­рит, эта игра развила мои творческие способнос­ти. Только она не всегда помогает. За последнее время я столько раз рисовала папу в доме.

Эд задерживается, и я решаю подождать его, лежа на траве. Рисую в небе Тень. Он темноволосый — я так думаю — и небрит, но только слегка. Нарочитая небритость. Думаю, на нем старенькая футболка с группой «Рамоунз». Или даже футболка с его собственным оттиском. Ри­сую облачко для текста и пишу туда слова об ис­кусстве.

Рядом, чтобы скоротать время, рисую Эда. Не знаю почему, но с закрытыми глазами разговари­вать с ним было совсем не трудно. Наверное, во время нашего свидания ему стоило положить ру­ку мне на лицо, а не на задницу. Наверное, нам обоим стоило завязать глаза. Хоть и несуразно, но, может, все сложилось бы по-другому.

Моя любимая картина Рене Магритта — «Влюб­ленные». Там двое целуются. Голова у каждого обернута простыней. Все остальное на картине со­вершенно обычно: его костюм, ее платье, мягкий голубой фон за спинами. Единственная стран­ность, что они не видят друг друга и целуются сквозь ткань. Хотя, если подумать, может, и не странность. Может, поцелуй с завязанными глаза­ми — самое простое начало.