Лунное танго

– Я к тебе домой больше ни за что не приду, понял? Противно играть в институт благородных девиц. Ах, бедная девочка, какие монстры запрещали вам смотреть телевизор?! Ах, выпейте еще чаю, Диана… На фиг! В пыж, в тундру! Запомни – я невоспитанная. Дикая. Дурная. И другой становиться не собираюсь.

– Я понял, – осторожно кивнул Никита, – дикая и дурная, абсолютно согласен. Не заводись на ровном месте, я же не спорю. Не хочешь к нам заходить – я могу к тебе. А на маму ты зря гонишь, она к тебе очень хорошо относится.

– Хорошо-о? Как… к тупорылой блондинке, вот как! Ах, Дина, вы тоже мечтаете стать актрисой? Лучше уж сразу бы сказала – ах, у вас тоже опилки вместо мозгов?

– Ты не права. И к тебе, и к Нонне мама хорошо относится. Нонна, кстати, далеко не дура, ты это прекрасно знаешь.

Динка фыркнула. Надо же, какие мы справедливые!

– У тебя, в кого ни ткни пальцем, все умные, всех твоя мама любит.

– Нет, не всех. Не всех. У меня нормальная мама. С какой стати ей вмешиваться в мои дела? Она считает, что я сам могу решить, в кого влюбиться. И какую девушку домой привести. Она меня уважает, андестенд? Да, она в душе переживает и дергается – где я, с кем, кто у меня? Но при этом допускает, что думаю я головой, а не тыквой. И что сам могу решить, кто мне подходит, а кто – нет. Просто она привыкла к Нонне, сама растерялась и не знает, как теперь с тобой…

Динка хотела крикнуть что-нибудь обидное – мол, никак со мной, обойдусь без вашей снисходительности, вообще без вас! – но вдруг от одной этой мысли ей стало невыносимо жалко себя. Как будто картошку горячую закинули в сердце – печет, жжет. Ведь у Китана вправду хорошая мама. Ему действительно повезло – с ним считаются. Уважают и позволяют быть собой, то есть слушать что хочешь, одеваться как хочешь, дружить с кем хочешь. А у нее? Ее предки убеждены, что всегда все знают лучше. Похоже, втайне они уверены, что у нее вместо головы как раз тыква. И, скорее, это Китан без нее обойдется, а она без него никак.

– Обними меня, – она совсем не собиралась этого говорить. Само получилось, жалобно.

Никита охотно привлек ее к себе, обнял сразу двумя руками, она зарылась ему в куртку, поводила по ней щекой, затихла. Так бы и стоять вечно, чувствовать его руки, его тепло, запах летнего травяного одеколона.

– Никита, я ведь тебя люблю. Почему все против нас? Девчонки со мной в классе не разговаривают. Ты не думай, мне до них, как марсианам до Ходорковского. Но почему они все такие злые? Им-то я что сделала?! Крыски-мутанты. Небось прямо никто ничего не скажет, жмутся, а за спиной только и слышно – во, во пошла, зырьте…

– Динка, не обращай внимания.

– Я стараюсь, Никита. Еще чего – внимания им, сами отвалятся, бактерии! Но вот Лизке я даже списывать давала, а она меня в упор не видит. А я все равно считаю, что я права, а не они! Мне одна начала выговаривать – как ты могла, западло парня у подруги отбивать… А я думаю, западло себе человека присваивать. Можно подумать, у Нонны на тебя права пожизненные. Это она тебя не замечала, это она с тобой только ради приличий, чтоб вслед стонали от зависти – о-о, идеальная пара чешет! А на тебя ей было плевать, прям как Толику на меня.

– Динка, я тебе уже говорил – Толик не виноват. И Нонна…

– Ах не виноват?! Никогда его не прощу! Никогда! Я его ненавижу! Вот дай мне автомат – в капусту покрошу на месте. Сморчок танцующий.

– Динка, Динка, Динка… Толик все же мой друг.

– Я все жду, когда ж у тебя станет на одного друга меньше.

– Обсуждали уже. Я его не брошу.

– А я, если встречу, кажется – убью сразу… Хорошо, что он от меня прячется. А от девчонок наших праведных меня воротит. Мне с ними подраться проще, чем рядом молчать на одном гектаре. Переведусь в другую школу, надоело. Интриги, сплетни. Чего они ко мне прицепились? Всех ненавижу!

– Динка, Динка, остынь. Тебя послушать, так ты глубоко в тылу врага, последний партизан. Мама моя к тебе придирается, Нонна – дура, в классе одни мутанты, а Толик вообще король сморчков. А в центре – ты, на белом коне, вся в белом и пушистом, с белым автоматом наперевес…

– Да! – Динка возмущенно вцепилась ему в меховые отвороты. – Потому что я все равно права! Я тебя люблю, я к ним не лезу, никого не учу, как жить! А они чего? Закопошились, особенно в школе… Ты Нонну предала, ты парня отбила. Я у них отбила, что ли? Да они мне просто завидуют. Потому что сами боятся. Лишь бы все со стороны было тип-топ, лишь бы с кем встречаться – хоть с бревном, хоть с чебурашкой. Одна видимость и показуха, противно. Ой, я сегодня с Ваней мимо школы прошла, а завтра – с Саней мимо магазина. Ой, я уже за гаражами целовалась, а я и за гаражами, и в гараже, и над гаражом тоже, в свободном полете. Чмоки-чмоки, чпоки-чпоки! Олимпийский забег с поцелуями. А я не хочу наперегонки целоваться, пусть они все там зацелуются до синего скрипа… Я хочу просто с тобой быть. Не отчитываться, не оправдываться. Быть свободной.

– Так будь, Динка.

– Да-а, знаешь, как достает?!

– Дали б тебе автомат…

– Именно!