Лунные дороги

В доме всегда были вкусности — фрукты, орехи, конфеты, мед, всевозможные варенья. Каждый год Утевле Туремуратович уезжал в отпуск в Москву. Ох, эти приезды из отпуска! Из Москвы он привозил черную и красную икру. Наташа обожала щелкать языком икринки, они расплывались маленькими солеными лужицами. Сколько было радости, когда папа открывал большущий чемодан и оделял каждого подарком! Сначала самого маленького Мишу, потом всех детей по возрасту. Подарки были вещевые — из одежки и обуви. На самом дне всегда лежали подарки для мамы. Какие красивые платья — крепжоржетовые, крепдешиновые, шерстяные. Мама в новом платье казалась детям кинозвездой. Тоненький торс, грациозные руки, женственный наклон головы. Ах, как хороша Маруся!

В 54-ом году ужас от амнистии продолжался. Мария Константиновна не разрешала детям долго гулять на улице. В доме часто отключали электричество. В такие темные вечера Мария собирала за столом детей и при свете керосиновой лампы рассказывала страшные истории. Было жутковато-сладко сидеть вокруг дымящегося светильника, слушать мамин дрожащий голос, а по стенам плясали огромные тени, корчили детям рожицы, в углу кто-то хихикал. «Барабашка!» — шептала мама. Дети верили и еще больше пугались.

Как-то Аринбасаровых пригласили в гости. Пригласил молодой таджик, бывший папин солдат. Всей семьей отправились за город в совхоз, где у них был свой дом и большое хозяйство. Длинный одноэтажный дом, стоявший буквой П. На улице во внутреннем дворике был небольшой водоем, около которого на деревянном настиле накрыли стол — достархан. Лежали немыслимые лакомства самса, горячие лепешки, курага, инжир. За стол сел только отец хозяина, сам хозяин ухаживал за гостями. Где-то в глубине двора промелькнула женская фигура, ее лицо было закрыто. Сначала угощали горячим супом — шурпой, потом подали дымящийся плов на огромном блюде. Танечка проворно запустила ложку в плов, за что тут же получила легкий подзатыльник. «Первым должен взять дедушка», — выдохнула мама: «Ведите себя прилично».

Стояла жуткая жара, поэтому после обильной трапезы было особенно приятно возлежать на мягких подушках у прохладного водоема, и пить душистый чай из пиалушек. Утевле Туремуратович тихонько сказал: «Поели, идите из-за стола». Дети послушно встали. Ушли.

Забрались в сад. «А-а-а-а-ах!» — никогда сестры не видели столько черешни. Деревья краснели, сплошь усыпанные ягодами. Детям сказали, что они могут есть сколько угодно. «Здоровски лопать черешню прямо с дерева!» восторгалась Танечка, оседлав ветку. Но, к сожалению, много черешни не съешь, пузо от нее становится огромным, может взорваться.

Раздувшись, девочки отправились обследовать комнаты таинственного дома. На пороге их встретила фигура с закрытым лицом. Поманила войти. Наташа на секунду замерла на пороге, Таня решительно втолкнула сестру в полутьму дома. Темно. Влажно. Журчание воды. Посреди комнаты арычок, течет водичка. От этого создавалось ощущение прохлады. Фигура бойко рассмеялась, скинула покрывало.

Пред девочками предстала очень хорошенькая, молоденькая девушка с множеством косичек. Она звенела смехом. По-русски девушка не говорила. Наталья так и не поняла, была ли она женой молодого хозяина или его сестрой. Хозяйка знаками показала, что хочет заплести сестрам косички. На что девочки с радостью согласились. После наведения порядка на сестринских головах, таджичка достала свою нехитрую косметику. Подрисовала сестричкам брови, глаза, губки. Открыла какую-то благоуханную коробку, взмахнула белой пуховкой и затанцевала по Наташиному лицу. Девочка испытала чувство полнейшего блаженства, когда ее запыляли белоснежной пудрой — «Белый лебедь».

Наталья с Танюшкой, превратившись в сказочных пери, выплыли из полутьмы дома, дабы явить свету свою красоту. Мама, грозно сдвинув брови, уже хотела сделать им выговор, но тут раздался тихий смех — смеялся старичок. Он что-то ласково сказал сестрам, улыбнулся доброй старческой улыбкой, мамино лицо разгладилось.

Парк. Крики детей. Яркие краски. Перед Натальей беснуется карусель. Наташа — несчастный заморыш, ей восемь лет, ее прозвище «Рахихульчик». Наталья часто падает в обмороки, еще чаще ее мутит, она — тот редкий ребенок, который ненавидит сладкое. И вот девочка собирается с силами, начинает атаковать:

— Хочу на карусель!

— Нет.

— Ну, пожалуйста.

— Нет.

— «Ну, очень пожалуйста» — в ее голосе мокрые нотки.

— «Нет». Но девочка безошибочно слышит — мамино «нет» слабеет.

— «Да» — беззастенчиво ревет она: «Да, да, да!».

— «Тише. Прекрати. Ну, ладно, пошли»

Мама берет ее за руку. Мелочь брякает о жестяную банку. Наталья садиться на облупленную лошадку, мама туго ее привязывает. Смотрит ей в глаза — дочка счастлива. Звук мотора. Ветерок. Ветерок сильнее. Коленки сжимаются. Наташенька визжит, визжит, все вокруг танцует. Но вдруг что-то знакомое нагоняет ее. Карусель останавливают. Недовольные вскрики мамаш, растерянное хихиканье детей. Наталью снимают, она в полуобморочном состоянии. Ее опять стошнило на ходу карусели. «Это в последний раз!» говорит мама.