Лунные пряхи. Гончие псы Гавриила

Подобно многим невысоким людям, Графтон был очень быстр на ногу. Наверно, движение было чисто рефлекторным, потому что мысль его не могла отреагировать с такой скоростью. Он отскочил назад, спасаясь от хищных когтей и от кинжала, который она успела выхватить неведомо откуда. Халида снова ринулась на него. Сверкнуло лезвие дамасской стали. У Графтона не было оружия – для чего оно ему, чтобы справиться со мной? – и поэтому он выхватил из груды хлама первое, что попалось под руку. Мне до сих пор кажется, что он тянулся за хлыстом, который лежал поверх груды верблюжьей сбруи, но ладонь промахнулась на считаные сантиметры, и в руке у него оказался не гибкий кнут, а тяжелое, острое стрекало, каким погоняют быков.

Удар пришелся девушке прямо в висок. Она, казалось, переломилась посередине, точно внутри у нее лопнула стальная пружина. Она все еще клонилась вперед, но яростные пальцы безвольно скользнули по шее противника, не принеся вреда, а острый кинжал мелькнул в сантиметре от его горла. Ослабевшее тело свалилось на Графтона и, переламываясь в каждом суставе, отяжелевшей массой скатилось к его ногам и там застыло, содрогаясь в судорогах. Нож выпал из разжавшихся пальцев и тихонько звякнул о каменный пол за мгновение до того, как бедняжка рухнула на холодные плиты. Затем осела верхняя часть туловища, и с тихим треском разбилась о камень голова. Все было кончено.

В наступившей тишине было слышно, как трепещет, подобно плененному мотыльку, огонек пламени в лампе.

Колени мои подкосились. Я снова беспомощно плавала в дымной мгле. Припоминаю, что мне пришлось изо всех сил оттолкнуться от двери, чтобы подойти к Халиде.

Я совсем забыла, что Графтон врач. Едва я успела решить, что надо что-то делать, как он уже стоял возле девушки на коленях.

Я шагнула к нему.

– Она мертва? – едва слышно выдавила я.

Его работа отняла менее секунды, затем он тотчас вскочил на ноги. Он ничего не сказал. Этого и не требовалось. Я никогда раньше не видела мертвых, видела только, как актеры изображают смерть на сцене или экране, но, уверяю вас, смерть ни с чем нельзя спутать, даже если сталкиваешься с ней впервые.

Я пыталась что-то сказать, но в горле стоял комок. Я задыхалась. Генри Графтон обернулся ко мне. Его рука по-прежнему сжимала стрекало.

Разумеется, он не хотел ее убивать. Но она была мертва, и я при этом присутствовала. И тут меня пронзила еще одна мысль. Не знаю, что меня на нее навело, знаю лишь, что в тот миг в жуткой тесной каморке, где воняло супом, ламповым керосином и чем-то еще – наверное, смертью, – все нервы мои обнажились и впитывали окружающее, точно нежные белые корешки цветка над поверхностью почвы. Я поняла: Графтону никогда прежде не доводилось убивать, и он до сих пор не в силах был поверить, что совершил это, и осознать, как это легко. Сколько бы он ни пытался обмануть сам себя успокоительной ложью о том, что он не желает мне и Чарльзу никакого зла, теперь он знал. Решение было принято. Он сделал первый шаг по скользкой дорожке… И, глядя в эти черные глаза с расширенными значками, я понимала, что проклятый наркотик, наслаждение смертью, опьянил его сильнее, чем фанатичного убийцу-гашишина.

Мне до сих пор кажется, что мгновение спустя я совершила глупейший поступок из всех возможных. Наверное, мне следовало бы остаться и спокойно заговорить с ним, говорить до тех пор, пока багровая краска не исчезнет с его лица и затуманенные глаза не прояснятся.

Но я видела только одно: путь к дверям свободен и я нахожусь ближе к выходу, чем Графтон.

Я не стала терять время на споры. Я повернулась и пустилась наутек.

Глава 17

Завтра, вслед за другими, ушедшими прежде,
Нам в дорогу пожитки придется сложить.

Омар Хайям. Рубаи

В коридоре было достаточно света. В одну или две старинные скобы для факелов были вставлены керосиновые лампы, – видимо, обитатели дворца готовились к ночным трудам. В их слабом мерцании я хорошо различила лестницу, ведущую в княжеский диван.

Больше бежать было некуда. Искать дорогу в сераль не имело смысла: нечего и надеяться, что я сумею в одиночку спуститься из окна. Задняя калитка была заперта, а парадный вход охранял Хассим. Кроме того, где-то оставался заперт Чарльз. Моей единственной надеждой были зал Большого дивана и ружье на стене.

Не успела я пробежать и третьей части пути вверх по лестнице, как вдруг гобелены на ее вершине раздвинулись, и навстречу мне, как горошина из рогатки, с криком: «Графтон! Графтон!» – выскочил Джон Летман. Он побежал по лестнице, перескакивая через три ступеньки. Я не успела притормозить и со всего разбега влетела прямо к нему в объятия.

Он удивленно ахнул и крепко схватил меня. Еще более удивило его то, что я не сделала попытки вырваться.