Лунный камень

— Я смотрю на него, — отвечал мальчик.

— Не по другой какой-нибудь дороге, а именно по той, которая ведет к этому дому, поедет сегодня англичанин? — спросил индиец.

— Он поедет не по другой какой-нибудь дороге, а именно по той, которая ведет к этому дому, — отвечал мальчик.

Немного погодя индиец снова сделал ему вопрос:

— Имеет ли его англичанин при себе?

Опять помолчав с минуту, мальчик отвечал:

— Да.

Тогда индиец задал ему третий вопрос:

— Приедет ли сюда англичанин, как обещался, сегодня вечером?

— Не могу отвечать, — сказал мальчик.

— Почему же? — спросил индиец.

— Я устал, — отвечал мальчик. — В голове подымается туман и мешает мне видеть. Не могу ничего более разглядеть сегодня.

Тем кончался допрос. Главный магик заговорил на своем родном языке с остальными товарищами, указывая им на мальчика и на близлежащий город, в котором они остановились (как мы узнала впоследствии). Затем, начав опять разводить руками по воздуху над головой мальчика, он дунул ему в лицо и разбудил его своим прикосновением. После этого они все направились в город, и девочки уже более не видали их.

Из всякого обстоятельства, говорят, можно сделать свой вывод. Что же должен я был заключать из рассказа Пенелопы?

Во-первых, то, что главный магик подслушал у ворот разговор прислуги о приезде мистера Франклина и думал воспользоваться этим обстоятельством, чтобы заработать несколько денег. Во-вторых, что он, его товарищи и их маленький спутник (с целью получить упомянутые деньги) думали выждать возвращение миледи домой, вернуться затем назад и с помощью волхвований предсказать приезд мистера Франклина. В-третьих, что Пенелопа, вероятно, подслушала как повторяли они свои фокусы, подобно актерам, репетирующим известную пьесу. В-четвертых, что мне не мешает сегодня вечером хорошенько присмотреть за посудой. В-пятых, что Пенелопе следовало бы лучше успокоиться, и оставить отца своего подремать на солнышке. Это показалось мне самым разумным взглядом на дело. Но если бы вы звали образ мыслей молодых женщин, то вы не удивились бы, что Пенелопа не согласилась со мной. По словам ее, это дело было весьма серьезное. Она в особенности обращала мое внимание на третий вопрос индийца: «Имеет ли его англичанин при себе?»

— О, батюшка, — сказала Пенелопа, всплеснув руками, — не шутите этим! Что подразумевает он под словом его?

— Мы спросам об этом у мистера Франклина, моя милая, — отвечал я, — если ты будешь только иметь терпение дождаться его приезда. — Я подмигнул ей, желая показать этом, что говорю шутя; но Пенелопа не поняла моей шутки. Глядя на ее серьезный вид, я наконец не выдержал. — Глупенькая, — сказал я, — что же может знать об этом мистер Франклин?

— Спросите его сами, — отвечала Пенелопа — и увидите тогда, станет ли он смеяться.

Постращав меня этою последнею угрозой, дочь моя ушла. Оставшись один, я порешил сам с собой расспросить об этом мистера Франклина, единственно для того чтоб успокоить Пенелопу. Какой в этот же вечер произошел между нами разговор, об этом предмете вы узнаете в своем месте. Но так как мне не хотелось бы возбудить ваших ожиданий с тем, чтобы после обмануть их, то прежде чем идти вперед, я предупрежу вас в заключение этой главы, что разговор наш о фокусниках оказался далеко не шутливым. К великому удивлению моему, мистер Франклин принял это известие так же серьезно, как приняла его и Пенелопа. А насколько серьезно, вы поймете это сами, когда я скажу вам, что, по мнению мистера Франклина, под словом его подразумевался Лунный камень.

IV

Мне право очень жаль, читатель, что я еще на несколько времени должен удержать вас около себя и своего плетеного стула. Знаю, что сонливый старик, греющийся на солнечной стороне заднего двора, не представляет ничего интересного. Но для всего есть свой черед, и потому вам необходимо посидеть минутку со мной в ожидании приезда мистера Франклина Блека. Не успел я вторично задремать после ухода дочери моей Пенелопы, как меня снова потревожил долетавший из людской звон тарелок и блюд, который означал время обеда. Не имея ничего общего со столом прислуги (мой обед мне приносят в мою комнату), я мог только пожелать им всем хорошего аппетита, прежде чем снова успокоиться в своем кресле. Едва я успел вытянуть ноги, как на меня наскочила другая женщина. Но на этот раз то была не дочь моя, а кухарка Нанси. Я загородил ей дорогу и заметил, когда она просила меня пропустить ее, что у нее сердитое лицо, чего я, как глава прислуги, по принципу, никогда не оставляю без исследования.

— Зачем вы бежите от обеда? — спросил я. — Что случилось, Нанси?

Нанси хотела было выскользнуть, не отвечая; но я встал и взял ее за ухо. Она маленькая толстушка, а я имею привычку выражать этою лаской свое личное благоволение к девушке.

— Что же случилось? — повторил я.

— Розанна опять опоздала к обеду, — сказала Нанси. — Меня послали за нею. Все тяжелые работы в этом доме падают на мои плечи. Отставьте, мистер Бетередж!