Лунный камень мадам Ленорман

– Как нажралась, – поджав губы, заметила Софья, – так и спит.

– В холле?

– Конечно, в холле. Или ты думал, что я потащу ее наверх? Я не собираюсь возиться с алкоголичками! – Софья потянулась к бронзовому колокольчику, подняла, звякнула и громко, словно опасаясь, что услышана не будет, крикнула: – Наташка, подавай!

– Надо проверить, – тихо сказала Машка. – Столько времени спать…

Он надеялся, что ошибается. Он очень надеялся, что ошибается и Грета действительно спит. Она сидела в том кресле, в котором они разговаривали, но… она ведь ушла. Договорила. Выплакалась и сказала, что поднимется к себе. Ей не хотелось, чтобы кто-то еще стал свидетелем ее слабости. Но выходит, Грета вернулась?

Села в кресло…

На полу лежала бутылка.

Вернулась за бутылкой? И с бутылкой села. Выпила…

Грета и вправду выглядела спящей и даже улыбалась во сне, но рука, к которой Мефодий прикоснулся, еще надеясь разбудить, была холодной.

– Проклятье! – пробормотал Мефодий.

Ночь тянется. Где-то далеко громыхает гроза. И всполохи молний рассекают небо. Сна нет. Анна лежит в постели, закрыв глаза, пытаясь отогнать воспоминания, что кружат сворой диких псов. Вот Ольга хмурится и, выпятив губу, топает ножкой:

– Я не выйду за него!

Папенька мнется. Он сильно потеет и носит в карманах сюртука несколько платков. Вытаскивая то один, то другой, папенька вытирает ими взопревший лоб. Щеки его наливаются краснотой, а крупный нос странно дергается.

– Это хорошая партия, – пытается он урезонить Ольгу, но та не желает слушать.

– Анна, скажи ей! – папенька вспоминает о существовании Анны. Ей отведена роль молчаливой свидетельницы, и до этого мгновения Анна исполняла ее с блеском.

Да и много ли таланта надо, чтобы тихо сидеть на козетке, терзая старую перчатку?

Свадьба.

Франц влюблен в Ольгу. И сделал предложение. А папенька это предложение принял, и… и глупые мечтания самой Анны умирали в этом кабинете с полосатыми обоями.

Она сидит ровно, помнит об осанке и о приличиях, о том, что девицы стыдятся столь откровенного изъявления чувств, но… перчатка в руках – единственный враг. А сегодня – тот день, когда враг Анне нужен.

– Франц – хорошая партия. – Ее голос мертв и спокоен.

Еще немного – и сердце станет таким же.

– Для кого?

Ольга замирает перед зеркалом. В особняке, который папенька снял, потратившись изрядно, зеркал было великое множество.

– Для тебя, милая, – проворковала маменька.

Вот она, в отличие от папеньки, была высока и худа. Узкое лицо ее, пожалуй, можно было бы назвать привлекательным, если б не обилие пудры и румян.

– Он из хорошей семьи. – Матушка ныне выбрала платье из кисеи, и тонкая ткань причудливым образом подчеркнула некоторую тяжеловесность ее фигуры. – И пусть не наследует титул, но состоятелен. А знающие люди говорят, что он многие усилия прилагает, чтобы состояние приумножить.