Лунный князь. Легенда

– Ступай домой, отродье бесовское!

Едва увидев смотрителя кладбища в когда-то черной, а теперь рыжеватой от старости заштопанной сутане низшего служителя Единого, Сьент расплылся в улыбке:

– Кейен! Вот уж кого не ожидал увидеть! И давно ты тут в кладбищенских сторожах, благой паттер?

Старик опустил посох.

– Да скоро уж три месяца помощником у поминальщика тутошнего. Паттерат поручил мне ждать, когда старый князь Энеарелли официально объявит внука хранителем клятого договора Трех миров, да наследник-то сильно нездоров. Ты слазь с коня-то, слазь. Теперь уж мимо не проедешь, не дам. Куда на ночь-то глядя? Да и девочка твоя больна, как погляжу. Сам Верховный Гончар, честь-то какая!

– Я уже три месяца не Верховный, и не говори мне, что ты не слышал о переменах в стане соперников.

Старик усмехнулся:

– Слышал, как не слышать. Да какие мы-то с тобой соперники, Сьент?! Да и как был ты Верховным, так и остался, даром что на тебе железяки вашей дурной нет. Кто у них еще вместо тебя?

– Никто пока. Место вакантное, можешь попроситься.

Оба рассмеялись.

Тем временем слуга бога Единого помог слуге бога Эйне снять с седла полуобморочную Ханну и завел гостей в сторожку позади поминальни, где уже кипела вода в котелке, пахло распаренными травами, а на столе из грубых досок стояли три кружки.

Гончар улыбнулся:

– Ждал нас, как посмотрю.

– Ждал, – не стал скрывать очевидное старик, усадил девушку на топчан поближе к очагу.

– Птицы напели? Не зря о тебе странные слухи ходят, Кейен. Говорят, совсем святым стал.

Кладбищенский смотритель смущенно почесал нос, качнул седой головой.

– Да какой из меня святой, с моими-то грехами? Скажешь тоже. Вон, блохастый Серко святей меня будет. Гонец из Тихого Яра у меня был. Просил я его давеча сообщить, если к ним завернете на ночлег. За тобой ведь от Озерной обители, почитай, смотрят.

– То-то я ни одного разбойника в лесах не встретил. Чисто работают слуги Единого.

– Не Единого, иначе ты бы и шага в одиночку не ступил, знаешь ведь, как наши преблагие и всеблагие тебя «любят». Нет, это поработала чистая благодарность человеческая. Я же все-таки корыстен оказался, – вздохнул смотритель. – Беру-таки свою плату за исцеление. Хоть таким вот образом, но беру.

– А с меня что возьмешь?

– Да сущие пустяки, от тебя не убудет, – отмахнулся целитель, выставляя на дощатый стол нехитрую, но зато горячую еду. Налил приготовленное зелье в кружку и протянул Ханне.

Через несколько минут девушка крепко спала.

Серый пес, заскочив на топчан, свернулся у нее в ногах, а старые знакомцы завели совсем другой разговор на языке слуг Сущего. – Значит, правдивые слухи о тебе ходят, благой Кейен, – задумчиво посмотрев на пса, сказал Сьент. – Ты все-таки допытался до истины, нашел способ вернуть в наш мир магию, не такой варварский, как Гончары.

Старик вздохнул:

– Если бы! Без умерщвления плоти и изничижения духа и этот путь не обходится. «Блаженны нищие духом» – это надо буквально понимать. Не должно быть в теле своего духа для того, чтобы вошел иной. Да ты же все знаешь, кому я объясняю. Наша духовная практика так и называется – «стяжание духа». Да только и паттеры не дураки, понимают, что на самом-то деле толку нет и не будет, как ни тщись. Все мы – продырявленные «сосуды», и молитвой этот изъян не заклеишь.

Сьент чуть улыбнулся:

– Дружище Кейен, твоя скромность делает тебе честь, но твои речи и твоя слава святого противоречат друг другу. Не находишь?

– Наговор! – привычно отмахнулся целитель. – Да ты ведь сам небось догадался, что к чему. С твоей работой разницы мало. Вся разница, что я животных бессловесных пытаю чуждой силой, а не людей, и неизвестно, что гаже. Зверушки-то – беззащитные совсем, а мука у них – как у любого живого существа, – Кейен горестно свел лохматые брови и сцепил крепкие ладони, опустив в них морщинистый лоб. Продолжил глухо: – Теперь ты понимаешь, почему не могу я слышать это слово: благой. А пуще всего душа корчится, когда говорят – святой… Кощунство это… На кладбищах свидетелей нет, а то бы меня не целителем люди нарекли, а хуже, чем вашего брата Гончара. Вурдалаком каким-нибудь.

– Не хочешь ли ты сказать, что используешь мертвецов?

– Пытался, чтобы живых не мучить, чего там скрывать, – поднял голову старик. – Да с ними совсем не заладилось. Живое тело надобно для сосуда, как ни крути. Птички там всякие – это, конечно, совсем кроха силы. Я зверушкам больше одной задачи не поручаю, берегу их. Сгорают они куда быстрее, чем ваши эйнеры.

Гончар помолчал, вздохнул:

– Жаль, я надеялся, хотя бы этот путь чист.

– Откуда чистоте-то взяться? В нашем мире ничто не чисто. Все через смерть и прах.

Сьент вздрогнул, вспомнив о дарэйли смерти, оставленном без присмотра. Договор договором, но выпускать его не следовало. Но что он мог сделать тогда, оставшись один в том поле? Впрочем, если бы мальчишка или его вассалы чего-нибудь натворили за эти три месяца, об этом Сферикал уже знал бы.

И все же полное отсутствие слухов настораживало.