Лунный мотылёк

Климат на Сирене мягкий, и пищи повсюду и в любое время вдоволь, даже с избытком. Поэтому всю нерастраченную национальную энергию и массу свободного времени, население посвящает усложнению. Все здесь усложнено самым причудливым образом: Сложное искусство местных мастеров (пример тому — изысканные резные панели, какими украшены плавучие дома-ковчеги); сложная символика, выражаемая в масках, которые носят все жители; сложный полумузыкальный язык, восхитительно передающий тончайшие оттенки чувств и настроений; и, наконец, надо всем этим — фантастическая сложность межличностных отношений. «Престиж», «лицо», «мана», «репутация», «слава» — на сиренийском языке эти понятия объединены словом «хорра». У каждого — своя лишь ему присущая хорра. Если, к примеру, человеку необходимо жилище, то лишь хоррой определяется, станет ли он хозяином роскошного плавучего дворца, изукрашенного драгоценными камнями, алебастровыми фонарями, переливчатым фаянсом и резным деревом, либо ему снисходительно укажут на жалкую заброшенную лачугу на плоту. На Сирене нет никаких средств расчета; единственная твердая валюта тех мест — хорра.

Тиссель потер подбородок и принялся читать дальше:

Маски носятся всегда и везде, в соответствии с философией, гласящей, что человек не должен быть принуждаем иметь наружность, навязанную ему внешними факторами против его воли; сто он свободен в выборе внешности, наиболее созвучной его собственной хорре. В цивилизованных районах Сирены — а точнее, на побережье Титаника — человек в буквальном смысле слова никогда не открывает лица; оно — его главная тайна. Сиренийцы не знают азартных игр; с их чувством собственного достоинства было бы катастрофой получить какие-либо выгоды с помощью средств иных, чем хорра. Слово «удача» не переводится на сиренийский язык.

Тиссель снова сделал пометку: «Достать маску. Музей? Театр?» Он дочитать статью, поспешно закончил сборы и на следующий же день на борту «Роберта Астрогарда» отбыл на Сирену.

Сиренийский космопорт ровным топазовым диском выделялся на фоне гор — черных, пурпурных, зеленых. Лихтер опустился, и Эдвер Тиссель впервые вступил на землю Сирены. Встречавший его Эстебан Ролвер, местный агент Космических Путей, всплеснул руками и отскочил назад.

— Маска! — сипло вскрикнул он. — Где ваша маска?!

— Вот она, — Тиссель был смущен и растерян. — Я не знал наверняка…

— Наденьте, — сказал Ролвер, отворачиваясь. Его собственная маска являла собой замысловатое изделие из тускло-зеленых чешуек и дерева, покрытого блестящей голубой эмалью. На щеках торчали черные перья, а с подбородка свисал черно-белый помпон. Все это вместе взятое создавало создавало ощущение хитрой и язвительной личности.

Тиссель прилаживал маску к лицу, соображая, уместно ли в такой ситуации подшутить; или лучше хранить достоинство, как подобает человеку его положения?

— Надели? — спросил через плечо Ролвер.

Тиссель ответил утвердительно, и Ролвер обернулся. Маска скрывала выражение его лица, но пальцы невольно потянулись к клавишному инструменту, висевшему на бедре. В мелодии слились ужас, потрясение и упрек.

— Нельзя вам носить эту маску! — пропел он. — Да где вы ее взяли?

— Это копия маски из Полиполисского музея, — оцепенело проговорил Тиссель. — Копия верна, я уверен.