Лунный мотылёк

— Крайне неверно. Только рабы поют без аккомпанемента. Советую вам как можно быстрее освоить следующие инструменты. Химеркин для рабов. Гангу для разговоров с близкими приятелями или же с теми, кто немного ниже вас по хорре. Кив для вежливых бесед при случайных встречах. Зачинко для более официальных контактов, страпан и кродач для тех, кто ниже вас по престижу… ну, в вашем случае — если захотите указать кому-то его место. Гомопард[5] или двойной камантил[6] — для церемоний, — Он секунду подумал. — Очень полезны еще кребарин — водяная лютня, и слобо, но с ними можно повременить. Сначала — эти, основные. Они обеспечат вам элементарный уровень общения.

— Вы не преувеличиваете? — осмелился предположить Тиссель. — И… не шутите?

Ролвер мрачно рассмеялся.

— Отнюдь нет. Теперь, в первую очередь, вам необходим ковчег. А затем — рабы.

Ролвер повел Тисселя к пристаням Фана — полтора часа пути с космодрома — по чудесной тропе в тени огромных деревьев. Ветви их гнулись под тяжестью фруктов, хлебных плодов, стручков с сахарным соком.

— На данный момент, — говорил Ролвер, — здесь, в Фане всего четверо иномирян, включая вас. Я отведу вас к Велибусу, это наш коммерческий агент. Подозреваю, что у него найдется старый ковчег, который он мог бы вам одолжить.

Корнелий Велибус жил в Фане уже пятнадцать лет, и повысил свою хорру настолько, что с уверенностью носил маску Южного Ветра. Она представляла собой голубой диск, инкрустированный лазуритом и окруженный мерцающим ореолом из змеиной шкуры. Велибус оказался более приветливым и сердечным, нежели Ролвер. Он не только дал Тисселю ковчег, но и снабдил его десятком музыкальных инструментов и парой рабов в придачу.

Пораженный такой щедростью, Тиссель заикнулся было о цене, но Велибус выразительным жестом прервал его:

— Дорогой мой, вы на Сирене. Такие пустяки здесь ничего не стоят.

— Но ковчег…

Велибус испустил короткий изысканный пассаж на киве.

— Буду откровенен с вами. Сээр Тиссель. Дом постарел и обветшал. Я не могу в нем жить; мой статус пострадает, — Изящная мелодия сопровождала его речь. — Но вас пока что не тревожит статус. Все что вам нужно — кров, уют, покой — и защита от Ночных.

— Ночных?

— Это каннибалы которые бродят по берегу после заката.

— Ах, да. Сээр Ролвер говорил мне.

— О, жуткие твари. Не будем о них, — Кив Велибуса издал пронзительную трель. — Теперь что касается рабов, — Он задумчиво постучал пальцем по лбу лазурной маски. — Думаю, Рекс и Тоби будут вам служить на совесть.

Он легонько пристукнул по химеркину и крикнул:

— Авансэкстробу!

Вошла рабыня в одеянии из множества полос розовой материи, туго обхватывающий ее тело. Черную маску украшали перламутровые блестки.

— Фаскуэц Рексэ Тоби.

Появились Рекс и Тоби в свободных масках и желтом кожаных куртках. Велибус, звучно бряцая химеркином, объявил что у них новый хозяин. Рабы пали ниц и хрипло пропели обет верности Тисселю. У того вырвался нервный смешок. Он попытался сконструировать фразу на Сиренийском языке:

— Идите на ковчег, уберите в нем, принесите на борт еду.

Тоби и Рекс, не мигая, тупо глядели на него сквозь прорези в масках. Велибус повторил слова Тисселя под грохот химеркина. Рабы с поклоном удалились. Тиссель в рассеянности принялся рассматривать инструменты.

— Не представляю, как я смогу научиться всему этому.

Велибус обернулся к Ролверу.

— А что Керсхол? Он не согласится дать Сээру Тисселю несколько вводных уроков?

— Думаю, вполне.

— Кто это — Керсхол? — спросил Тиссель.

— Третий из нашей эмигрантской группки, — объяснил Велибус, — антрополог. Вы читали его «Зундар великолепный»? А «Ритуалы Сирены»? «Безликий народ»? Нет? Жаль. Прекрасные работы. У Керсхола высокий престиж; по-моему, он даже наведывается в Зундар. Он носит Пещерную Сову, а иногда Звездного Скитальца и даже Мудрого Арбитра!

— В последнее время он пристрастился к Змею Экватора, — заметил Ролвер. — С золотыми клыками.

— В самом деле? — восхитился Велибус. — Что ж, он этого заслуживает. Чудесный человек! — и Велибус задумчиво пробежал пальцами по клавишам зачинко.

…Прошло три месяца. Под опекой Мэтью Керсхола Тиссель прилежно осваивал химеркин, гангу, страпан, кив, гомопард и зачинко. Двойной камантил, кродач, слобо и другие инструменты могут подождать, сказал Керсхол, пока Тиссель обучится игре не шести основных. Керсхол одолжил Тисселю записи особо характерных Сиренийских диалогов в разных настроениях и под различный аккомпанемент, чтобы тот знакомился с популярными музыкальными обычаями и совершенствовался в тонкостях интонаций и различных ритмов — перекрестных, сложных, скрытых. Нет прекраснее науки, чем Сиренийская музыка утверждал Керсхол, и Тиссель погрузился в неисчерпаемые глубины нового предмета. Четвертьтоновая настройка инструментов позволяла использовать двадцать четыре тональности, которые в сочетании с пятью основными ладами давали сто двадцать звукорядов. Керсхол, однако, советовал Тисселю для начала брать каждый инструмент в его основной тональности и всего на двух ладах.