Лунный свет

Они опоздали к ланчу и тому, что уж там подавали с ломтиками диких яблок. Было начало сентября 1958-го. Над Морристауном лежала тяжелая серая мгла. На востоке громоздились подсвеченные солнцем грозовые облака, на западе, над Грейстоун-Парком, тоже собирались тучи. Вспыхивали зарницы, но, когда дед смотрел прямо на облака, молний он не видел и гадал: может, это электрические разряды у него в голове, а не над Ньюарком. Он четырнадцать месяцев не видел, не обнимал, не трахал бабушку и, несмотря на молчаливое присутствие в машине дочери-подростка, последний час думал главным образом о том, как прикусит зубами бабушкину нижнюю губу, словно спелую сливу, как возьмет в ладони бабушкины груди, входя в нее сзади, как зароется носом в холодный соленый пробор в волосах, когда бабушка будет лежать головой на его груди, закинув согнутую ногу ему на живот.

Он вел «бьюик-ривьеру» 1958 года, купленный тремя днями раньше на Бродвее за чуть больше трех тысяч долларов наличными. Мотор рокотал в зеленом туннеле вязов. В кармане новых брюк лежали пять бумажек по сто долларов, девять по пятьдесят, две двадцатки и стопка десяток. Белье, рубашка, носки, ботинки, ремень, часы и зажим для банкнот были такие же новые, как брюки. Дед сперва думал купить костюм, но потом выбрал взамен двое брюк, шоколадные и темно-синие, и легчайший спортивный пиджак в приглушенную золотистую клетку. Под пиджак он надел персиковую рубашку без галстука, с расстегнутым воротом. Свободный человек при деньгах, владелец новенького автомобиля-купе, новоиспеченный компаньон в фирме «Эм-Эр-Икс инкорпорейтед» (совладелец и мажоритарный акционер – Сэм Шейбон) с контрактом на поставку «Шейбон сайнтифик» пяти тысяч твердотопливных моделей «Аэро-би-хай» в масштабе 1:20. Никогда в жизни дед не был так близок к тому, что готов был назвать счастьем. Однако в данный момент существовал набор ординат, асимптотически не дающий деду пересечься с этой недостижимой осью абсцисс.

– Не мог бы ты ехать по-человечески? – спросила моя мама.

– Я еду на разрешенном пределе скорости, – ответил дед.

– В среднем, возможно. Но ты все время то жмешь на газ, то отпускаешь. Быстро. Медленно. Быстро. Медленно. Быстро. – Мама сжала руку в кулак и покачала им взад-вперед. Жест был исключительно близок к тому, о чем он только что думал; дед почувствовал, что его раскусили. – Как будто хочешь, чтобы я сблевала.

– Извини, – сказал он. – Больше не буду.

Мама снова откинулась на подголовник и закрыла глаза. Она сидела, прижавшись к пассажирской дверце и обняв колени в жестких джинсах. Щиколотки под засученными штанинами были в царапинах и расчесанных комариных укусах. Подметки синих мокасин оставили на вишневой кожаной обивке муар белой пыли. В новой квартире, которую дед снял в Паркчестере, на новой кровати с розовым бархатным покрывалом, рядом с туфельками в коробке, лежало так и не примеренное ситцевое платье без рукавов, про которое продавщица в «Мейси» заверила, что это мечта любой шестнадцатилетней девочки. Мама даже не сняла его с плечиков. Оно раздражало ее, как все, что дед делал и говорил. Первые ее слова ему после «здравствуй» были:

– Я думала, тебя там дольше будут держать.

Дед объяснил, что благодаря безупречной характеристике (на которой присутствовали лишь два незримых пятна: случайное убийство и самовольная ночная вылазка на крышу) новый партнер, ведущий дела с Управлением исполнения наказаний, смог замолвить за него словечко и поспособствовать досрочному освобождению. В тот же день дед показал маме новый офис «Эм-Эр-Икс». Он снял пол-этажа в построенном десять лет назад здании на Кортлендт-стрит, в двух кварталах от радиомагазина «Эрроу», где работал в середине пятидесятых. Когда они приехали, дядя Сэмми как раз водил по офису брата и племянника, темноглазого красавца, кронпринца семьи: ему еще не было двадцати, а он уже учился на врача. Его субтильность, пижонский наряд, наманикюренные ногти и что-то неуловимое в облике («может, он просто смахивал на каталу») напомнили деду Рэя – до загадочного появления повязки на глазу, разумеется. Откуда она, кстати, взялась? Младший Шейбон умел, в точности как Рейнард, сохранять рассеянный вид, когда на самом деле изучает кого-нибудь (в данном случае мою маму) до миллиметра. Мама в ответ на его внимательное невнимание продемонстрировала собственное умение искусственно принимать убийственно естественные позы. Через пять минут они незаметно испарились. Дед нашел их на пожарной лестнице, где они курили и «просто разговаривали».

Хотя наши мудрецы спокон веков утверждают, что симпатичных студентов-медиков не надо беспричинно подозревать во всех смертных грехах, дед невольно разозлился.

– Ты даже не посмотрела испытательную лабораторию, – жаловался он позже. – Не видела аэродинамическую трубу.

– Там воняло старым арахисом, – ответила мама.